— Сэм...
То ли слово, то ли мычание. Сдавленное и неразборчивое, с трудом доносящееся до слуха несуществующего слушателя и практически растворившееся в шаркающих звуках возни — таких же интенсивных, каковы были попытки чего-то неизвестного докопаться до его легких, пытаясь проникнуть сквозь уставшие ребра.
Понимание происходящего с ним то приходило, то, внезапно, ускользало, проворно растворяясь в черной дымке чего-то незнакомого. Изредка сквозь нее доносился блеклый теплый свет, бивший, почему-то, только в один глаз, и звуки стучавшего по крыше дождя, начавшегося, по всей видимости, недавно. Что-то мешало дышать, что-то давило на ноги и принудительно обволакивало теплом, от которого мокрой стала футболка, а по лбу струились тонкие соленые дорожки. Что-то, или быть может кто-то, обдавало его горячим воздухом, бившим в подбородок с тем же ритмом, с которым что-то давило на живот.
Что-то или кто-то.
— Сэм...
Разум не торопился с пробуждением, позволяя ему дрейфовать между реальностью и сном столько, сколько потребуется мозгу или же до тех пор, пока в эту историю не вклинится кто-то еще.
— Сэм.
Очередной пинок по ребрам заставил его сморщиться и мотнуть головой, ошибочно отгоняя невидимое что-то от своего лица, а не тела, в то время как тело вновь подверглось давлению.
Через силу, он заставил себя разлепить глаза.
— Хватит... — Его собственный голос казался Торину незнакомым, хриплым и каким-то... неправильным. Равно, как неправильным казался странный привкус, сбившийся у корня языка — что-то среднее, между горечью "Макклелландса" и горечью изжоги, планомерно скатившихся по пищеводу из-за неблагоразумной позы хозяина сего тела.
Тот, кого звали Сэмом, подобными подробностями тела под ним не интересовался, в связи с чем поторопился отреагировать на пробуждение Торина самым разумным, из предрекаемых, образом — поднявшись на все имеющиеся конечности и обильно покрыв лицо мальчишки результатами слюноотделения по средствам горячего мягкого языка.
— Блять. — Уолш дернулся, отворачиваясь к диванным подушкам, и закрылся руками. — Хватит! — Привыкнуть к такому поведению животного оказалось сложнее, чем Торин представлял себе, в тот момент, когда соглашался на эту свою роль — роль то ли няньки, то ли друга черному слюнявому ребенку-переростку по-имени Сэм.
Команды "хватит" ребенок, само собой, не знал, поэтому продолжил делиться своими слюнями с мальчишкой, самозабвенно вылизывая теперь уже мальчишеский затылок, определенно полагая, что подобным образом совершает нечто очень хорошее и желанное. И если честно, спустя несколько секунд Торин был близок к тому, чтобы смириться с данным поведением, и позволить себе провалиться в дремоту снова, как вдруг, в считанных сантиметрах от его собственного уха, на повышенных и почти надрывных тонах, раздалось звенящее и пронзительное "ГАВ!".
Подскочив в горизонтальной плоскости, Уолш с чувством проматерился, и практически столкнув с себя собаку, с трудом сел на диване.
Пространство вокруг, в так волне в желудке, село вместе с ним.
Шумно выдохнув и коснувшись рукой живота, мальчишка поджал губы, сдерживая неприятный позыв изнутри — "Макклелландс" недвусмысленно попросился наружу, перепутав выходы. Сволочь.
Он несколько раз проглотил горечь, снова шумно выдохнул, и, отталкивая лезущую под руку морду, дотянулся до оставленной рядом на столике бутылки, из которой давеча сумел убить треть от початого. Спиртное вновь знакомо обожгло горло, не надолго перебивая неприятный привкус — он, несомненно, вернется через несколько минут.
— Сэм, отвали. — Очередным настойчивым жестом Торин отодвинул от себя черную морду и кое-как поднялся на ноги, повинуясь режущей боли внизу живота. — Сэм, сказал же, отстань! — Сэму, впрочем, было все равно, что ему сказали. Беспечно виляя хвостом, он засеменил вслед за пошатывающимся мальчишкой в сторону ванной, и, несомненно, снес бы его непосредственно в чашу, не захлопни Уолш дверь прямо перед собачьим носом.
Снаружи послышался обиженный скулеж.

Стараясь игнорировать его, ТиДжей развинтил правый вентиль смесителя и, набрав в раковину немного воды, поспешил зачерпнуть ее, чтобы следом обильно обдать ею собственное лицо — холод, тот час, пронзительно врезался в нервы, отзываясь резкой болью в глазах и висках, но, ожидаемо, притупляя тошноту.
Он повторил свое действие еще пару раз, обтирая затылок и шею, смачивая волосы на затылке и висках, пробираясь охлажденными пальцами к темечку, стремясь привести себя в сравнительный порядок...

Скулеж за дверью сменился скрежетом когтей, насилующих дерево — резким, настойчивым и пронзительным. Отхаркнув остатки горечи в раковину, Джордан поторопился спустить воду, и, стаскивая рядом висящее полотенце, переместился к унитазу, позволяя себе наконец избавиться от режущей боли. Собака, меж тем, униматься не торопилась, явно находя свое занятие весьма увлекательным и плюя на то, что сейчас оное было близко к пытке для самого Торина.

Минутой позже он отпер дверь.
— Ты хочешь, чтобы нас обоих убили, да? — Ловя Сэма за ошейник, он не позволил псу проникнуть в ванную, и захлопнул за собою дверь, выходя. — Не порти мебель, Сэм. Отец мне за это "спасибо" не скажет.
Виляя из-за путающегося под ногами Сэма, Торин кое-как вернулся к дивану, то и дело ловя пса за лопатки, чтобы не упасть. Сознание, понемногу, прояснялось. Вот только радости это не прибавляло.
Упав рядом с пультом от телевизора, мальчишка попытался собрать себя воедино — синхронизировать мысли, чувства, обоняние и зрение и понять, наконец, происходящее мозгом, а не подсознанием. Получилось едва ли. Сэм, между тем, снова запрыгнул на софу рядом с ним и принялся теперь уже беспрепятственно вылизывать мальчишеское ухо — сопротивляться его настойчивости у ТиДжея не было ни сил, ни желания. Во всяком случае сейчас.
Его блуждающий взгляд скользнул по мелькающему изображению на экране, переместился на покосившиеся кухонные шкафы, шагнул на книжную полку и оттуда спустился на стол перед ним, где мирно покоились брошенные им снимки — куски глянцевой бумаги, прибывшие в этот дом несколькими часами ранее. Куски бумаги, ставшие причиной его нынешнего состояния.
Выдохнув не менее шумно, чем прежде, Торин подался немного вперед, чтобы подцепить пальцами один из них и воззриться на него уже с меньшим шоком, чем несколькими часами ранее. Воззриться на то, что было запечатлено на нем, и вновь задаться вопросом — "почему"?
Почему это произошло? Почему с ними? Почему такое возможно? Почему кому-то потребовалось запечатлеть это? Зачем? Для чего? И кому?

Джордан уже давно не ассоциировал себя с ребенком, — слишком много воды утекло из его детства за последние годы, — но даже с учетом своей мнимой взрослости не мог ни дать себе вразумительных ответов, ни оставаться равнодушным к тому, что видел. Не мог, хотя и хотел бы.

Бумага вернулась на прежнее место, а костлявые пальцы снова обняли горло "Макклелландса" — когда невозможно ответить на собственные вопросы, лучше всего вовсе забыть их. Хотя бы временно. Хотя бы ненадолго. Иначе они сделают все возможное и невозможное, чтобы свести тебя с ума... Не так ли?

Проглотить очередную порцию высокоградусного пойла оказалось несколько сложнее, чем прежде — казалось, что полость желудка была существенно переполнена, хотя Уолш и знал, что это не так. Он вернул бутылку на место через минуту-другую и следом поднял со столика перед ним то, что некогда служило старыми наручными часами — циферблат с на половину отрезанными ремешками.
— Дерьмо! — Со стоном, полным не столько разочарования, сколько раздражения, ТиДжей откинулся на подушки дивана, чтобы в следующий миг поднять себя одним резким рывком. Время, черт по нему не лестен, по всей видимости решило его доконать. — Может я тебе просто дверь открою, а ты сам дойдешь? — Обращаясь словно бы к стульям, Уолш проплыл мимо кухонного стола к одному из них, на который ранее была сброшена вся его уличная одежда. — Пес ты умный, дорогу знаешь. Вот нафига мне тебя отводить, скажи на милость? — Голова Торина скрылась в недрах шерстяного свитера, чтобы вскоре вынырнуть из высокой горловины. — Ладно, можешь не отвечать. С тобой и так все понятно. — С трудом сохраняя баланс он надел джинсы, носки, ботинки и прежде, чем нырнуть во все еще сырую куртку, щелкнул кнопкой питания телевизора, сменяя мерцающую картинку черным экраном. — Ну что? Пойдем? Или может у меня останешься?

У него Сэм, разумеется, оставаться не пожелал. Во всяком случае, если судить по тому, с каким энтузиазмом черный детина вертелся у входной двери.

На ходу натягивая куртку, Торин вывалился на веранду, закрыл за собой дверь и, не без возни посадив Сэма на поводок, повел собаку на запад, не слишком разбирая дороги. Уличная тьма, спустившаяся на Хили несколькими часами ранее, вновь нагоняла на Уолша дремоту и даже холодный дождь, неприятно бивший по лицу, был не в состоянии прогнать ее полностью. Цепляясь за пожеванный поводок несколько слабоватой хваткой, Торин, время от времени, ловил себя на мысли, что не столько он ведет Сэма куда-либо, сколько Сэм тащит его в неизвестном направлении. И что важнее — ему, Торину, было совершенно все равно, в каком именно.

Тем не менее, где-то получасом позднее, он стоял уже на другом крыльце и задумчиво созерцал дверь перед собственным носом, не в силах осознать того, что нежеланная прогулка уже на половину завершена, и все, что от него требуется на данном этапе, это поднять руку и постучать в проклятую дверь перед ним.