Вместе с откровенностью, большую часть жизни Хэйвуда остававшейся непозволительной, не роскошью даже, а каким-то табу, сейчас его накрывало с головой понимание – никому и ничего не надо доказывать, и изображать из себя невесть кого тоже не надо. Потому что Джиневра, абсолютно внезапно и до сих пор недоступно для Флинна, хотела его самого. Всё прошлое, своё или чужое, не играло никакой роли, а желание исключительно производить впечатление оставалось за дверью этого небольшого домика, едва-едва просочившись на подоконник букетом цветов и упакованными в бумажный пакет яблоками и печеньем. Не требовалось прыгать выше головы и будто бы смотреть на самого себя со стороны; отпадало всякое желание контролировать собственные действия и желания. Если бы… Всего несколько минут назад, или полчаса, или в то время, когда он вообще мог цепляться за пока ещё связные мысли, Хэйвуд думал о давно минувшем дне первого слушания,  прерванном не личным выбором, а  набором обстоятельств, против которых он не сумел выстоять. Однако чувствуя на своём лице тёплое дыхание мелкой, отвечая на каждое из прикосновений, Флинн выбирался из поля упущенных возможностей, чтобы полностью погрузиться в возможности реализованные. Насколько бы банально это ни звучало, собирая целый букет из высказываний и цитат, надёрганных у известных личностей или придуманных самостоятельно. В любом случае, вместо целой корзины, заполненной скомканными планами, написанными Хэйвудом на призрачное будущее, он выбрал один единственный верный вариант, становящийся прецедентом, к которому следовало обращаться вместо бессильных и пустых «если бы».
читать продолжение: «Sorry, I need time»

Дорогой мой человек, я поздравляю тебя с постом недели. Джин и Флинн – пара, у которой всё будет, пусть и через 546 постов, и обязательно логично. Им ещё через многое предстоит пройти, но сделать это предстоит не порознь, а, наконец-то, вместе. Здесь и сейчас они счастливы, и тебе прекрасно удаётся дать прочувствовать это счастье, тёплое, яркое и очень нужное им обоим. Я редко читаю посты Флинна один раз, обычно перечитывая их по нескольку, а потом возвращаясь к ним ещё, чтобы снова ощутить эту лёгкость, эту радость и эту надёжность, которыми они пропитаны от и до. И откликом именно на посты Флинна чаще всего бывают спонтанные, незапланированные реакции, когда ответ получается совсем не такой, какой представлялся, а более откровенный и открытый. Это, конечно, парадокс, но так оно и есть.
Ты талантливый и многогранный игрок. Твои персонажи отзываются, откликаются на малейшее действие, и это прекрасно. Я очень люблю с тобой играть, и очень рада, что ты у меня есть. Сколько ещё не отыгранных событий ожидают своего часа, сколько персонажей с уже прописанными историями терпеливо мнутся в сторонке. Как иногда приходится жалеть, что нет дополнительных часов в сутках, чтобы поддерживать быстрый темп игры, но так или иначе, мы обязательно закончим всё, что начали, а заодно, придумаем новое.
Здесь, конечно, не обошлось без Стаса Михайлова, саундтрэком играющего на заднем фоне. Он затягивает своё: «Всё для тебя», - а я теперь буду искать постер с ним, чтобы было и чтобы было не напрасно.
Мне бы хотелось сказать тебе гораздо больше, но вместить это всё разом не получится. Так много слов, а они все не выражают и сотой доли той радости, которую ты приносишь мне ежедневно. Спасибо, что ты есть у меня. Спасибо, что поддерживаешь любую идею и развиваешь любую историю, добавляя к ней таких деталей, на которых меня никогда бы не хватило. Ты давно для меня не просто соигрок, а близкий друг. И я очень рада, что ты есть у меня, что ты пишешь для меня, и пишешь так, что захватывает дух, и хочется перечитывать снова и снова.   
(с) Джиневра

Вероника

Макс

Дарья

Элеонор

Нина

Но подержав в руках тяжелые вещи, пощупав и развернув их, в конечном итоге решившись накинуть шубейку на плечи, девушка оказалась буквально поражена не только тяжестью северной одежды, но и ее теплом. На деле это оказалась не просто куртка, а меховая шуба, отчего-то сшитая так, что мягкий лоснящийся мех оказался внутри, а сверху же была пропитанная каким-то составом кожа, наверняка тем самым защищенная от пронизывающего ветра. Штаны были сшиты по тому же принципу, а натянув их вниз под юбку, Радея сразу почувствовала себя располневшей мамашей как минимум шестерых, а то и восьмерых спиногрызов. Даже походка ее изменилась, заставляя по магазину передвигаться вразвалочку, то и дело подтягивая сползающие без ремня штаны и спотыкаться о метущие по полу манжеты, которые пришлось заправить в странного вида обувь до колена, тоже будто сотканную из мокрой шерсти и меха, ноги в которой не сгибались совершенно, потому Радея утомившись примеркой встала посреди зала не в состоянии даже руки на груди сложить, показывая все свое неудовольствие подобными издевательствами. Порадовал ее разве что только платок, пушистый, невесомый, из шерсти сотканный кружевным узором,  варежки ему под стать, да плащ с меховым воротником, не столь красивый, каким был плащ у мага, но тоже ничего, правда длинноват для низкорослой девушки, ну да этот изъян поправить было не долго.
«Все, что нас не убивает, делает большую ошибку» Медея/Радея

И Рокки Мун идёт за своим Богом, внимательно изучая место, куда они невольно попали. Провидение? Маловероятно. Злой рок – не иначе. Каждый раз когда они хотят стать незаметными и перевести дух, судьба как бы говорит: «Хуй вам, ребята! Развлекайтесь!»
Но это уже не смешно, честное слово. Они в реальной опасности, и вряд ли Энджел знает, как найти из неё выход, хотя и является головой их маленькой семьи. Семья… Лоутон – родственник рыжего, но Рокки верил в родственные связи ещё меньше, чем в Бога.
Лоутон оказался именно таким, каким Рокс его представлял – скользким, благоухающим, омерзительным. От него ничего хорошего ждать не приходилось, но бежать было поздно. Ангел говорил бесцветным голосом, говорил вежливо, но как-то отчуждённо непривычно, и Мун глянул на любовника.
Смерть матери явно ранила его, но предаваться горестным размышлениям было не место. Возможно, позже рыжий захочет об этом поговорить, но, скорее всего, нет. Громила, которого называли Давидом, вышел, послушный приказу, и Мун едва сдержал глумливую ухмылочку. Нет, потом. Всё потом.
Сейчас он не в том положении, чтобы выёбываться. Мун сжал пальцы любовника в ответ, безмолвно передавая ему поддержку, и остался с Лоутоном один на один.
«Everything that rises must converge» Рокки

У нее были подруги.
Были - именно это слово сейчас хлестким ударом тонкости туго сплетенных ремешков плётки нанесло почти физическую боль. Ривер поморщилась и убрала непослушную рыжую кудряшку от щеки, которая горела фантомной болью хлесткого, оставившего глубокий, кровоточащий порез, удара реальности.
Сама рыжая, пусть и не обзавелась за жизнь толпой лучших друзей, все же не стремилась скрывать от собеседников что-то из своей жизни. Наоборот, она слишком подробно и слишком много рассказывала о себе и своих приключениях, порой даже малознакомым людям, путая порой откровенность с совсем уж излишней навязчивостью, но ничего плохого она никогда не имела в виду.
Она всегда рассказывала все, что с ней происходило, пусть приукрашивая или привирая, но в рыжей голове это было равносильно правде, но никогда, никогда не скрывала ничего от тех, с кем общалась больше пары раз. Кажется, даже Шону она успела рассказать про то, как ее звали на свидание и то, что на свидании она страшно кашляла, чем сделала то свидание последним.
А он просто забыл сказать о том, что у него когда-то была бывшая невеста. И, главное, о том, что он решил временно с ней возобновить отношения, чтобы подумать, а не сделать ли ее снова нынешней невестой, а девчонку, еще даже не закончившую учиться в университете, оставить в одиночестве искать свое счастье на просторах целого мира, ведь она-то, непременно, справится.
«I need you like a heart needs a beat» Ривер

Собравшиеся умолкли в предвкушении. Он всегда производил фурор, насколько бы безобидна ни была тема его докладов - все знали, что получат зрелище, и Михаэль добивался того, чтобы вновь встряхнуть эти разжиревшие умы человечества, чтобы заставить задуматься, как бы они ни воспринимали его. С позитивом или негативом - все одно, никто не останется равнодушным, насколько бы им того ни хотелось. К его недолгим годам, у Штернберга уже набиралось порядком недругов, скептиков и просто несогласных, далеких от подобных материй, но сколько же им в противовес находилось последователей... Его идеи были резкими и жесткими, он неустанно твердил о грядущих катастрофах, о бездействии научного круга, политиков и каждого из присутствующих, доктор жарко придерживался своей нерушимой позиции, не просто провоцируя, но подкрепляя каждый тезис результатами точных исследований, данными, доступ к которым ему щедро открывала Корпорация и которые шокировали жаждущую острых эмоций публику. Он высмеивал эпоху потребления, мелочность и единоличность, он говорил о личных правах и свободах, что губили человечество скорее, нежели самые вирулентные инфекции - все их проблемы происходили от неверного взгляда на происходящее. Чего добивался он?.. Они должны были быть готовы, когда придет время. Каждый из них, весь мир - никто не останется безучастным. И только сильные способны будут выжить в неизбежном Апокалипсисе.
«Если я сказала, что не брала, значит не отдам!» Михаэль

Выпивка, ха.
Кто бы сомневался?
Любопытно взглянуть, каковы вкусы у этого проклятого дома – теперь, когда здесь есть Нэйтан, все ящики полны, все блага этого серого мира одному ему. На какую-то долю мгновения Нелл испытывает настоящую черную зависть, и это мгновение опьяняет её похлеще алкогольного напитка – она вдруг чувствует себя живой. По-настоящему, и не благодаря кому-то или чему-то, а потому что к ней возвращается нечто совсем личное, интимное, часть Нелл, принадлежащая ей и только ей. У каждой женщины есть вещи, которые она предпочитает держать в тайне.
Кстати, о вещах.
- Я тоже на это надеюсь.
Нелл усмехается и отводит взгляд. Не страшно, если Нэйту станет неловко, пока он переодевается перед незнакомкой, - страшно, что в каждой реакции Нелл, каждом жесте, да  и взгляде – тоже каждом – всем этим она выдаёт себя. Это нехорошо, это не по правилам.
Это недовольство дома.
Это большое черное существо, ворвавшееся в комнату с ошеломительной скоростью и превратившее когда-то крепкое стекло в беспорядочную груду осколков. Нэйтан мечется по спальне, пытаясь совладать с крылатой тварью, а Нелл сидит в оцепенении, скованная ужасом. Не вид летучей мыши пугает её – никогда не боялась их – а то, что он собой являет теперь. Нелл видит в этом знак, предупреждение.

«s a l v a t i o n» Дарья/Нелл

nevermind

Лучшая игра недели

- А вы значит из числа тех, кто уважает личное пространство других людей, - мой взгляд сбегает по мужской фигуре вниз до самой подошвы его ботинок и буквально в миллиметрах от мысков тех мысленно рисует белую жирную линию. - И оказались здесь совершенно случайно. – Я отступаю к кирпичной кладке, что находится на одном уровне с моей талией и тушу наполовину выкуренную сигарету об отсыревший камень. Говорю с ним сквозь сцепленные зубы, потому не имею ни привычки доверять вот таким вот «союзникам».
- Что? – Не сразу понимаю я. И мне не удается скрыть свое удивление и проявившийся интерес, он так ловко цепляет меня на свой крючок, что я смотрю в указанном направлении. Именно направление моего взгляда выдает во мне человека, который отнесся к сказанному с недоверием.  Качаю головой. – Это не мой метод. Я не бегу. В моих словах ни грамма вранья, я о многом не договариваю и извращаю факты, но все, что касается моих привычек, никогда. Особенно если мне нужно предстать перед человеком женщиной с несгибаемой волей. Я снова думаю о своем покойном муже, потому что именно он научил меня не бежать, даже когда у меня не оставалось другого выхода. При мысли о Станиславе подступают слезы, и я поспешно сглатываю их. Нельзя отвлекаться: слишком многое сегодня поставлено на карту. Украдкой смотрю на своего собеседника: только бы не догадался, что у меня нервы на пределе. При словах об убийце, я слегка подаюсь вперед. Его вульгарная манера, с которой он это произнес свои слова, выбила из легких весь имеющийся в них воздух.
Вероника

Вот только холодные кончики пальцев совсем не изо льда - живые, еле заметно подрагивающие на матовом корпусе протянутой зажигалки, они уже готовы к новым подвигам выдержки. Но я не хочу проверять, насколько ровно выстоит лепесток пламени, а потому забираю zippo, чтобы прикурить со своих ладоней. Щелчок. Жадный никотиновый вдох до стянутых щёк, к губам припечатывая указательный и средний: я слишком давно отказывал себе в этом удовольствии, чтобы быстро вынырнуть из горьковатого осязания по гортани, и всё же успеваю задрать брови на реплику, пущенную в столь интимный момент...
- Вовсе нет - я куда хуже этих гиен, - струйкой дыма в сторону, тут же расплескивая обаяние в почти совестливой улыбке, - Ведь пока они топчутся по ту сторону Вашей зоны комфорта, я беспощадно терзаю её своим присутствием...
   Удивительное дело, но у меня физически не получалось лгать тёмной зелени тревожного взгляда. Там бились стёкла, там цепи рвали измученные взаперти демоны. И исключительно в знак их уважения, приходилось дополнять реплику почти чистосердечным, - Но самое ужасное - делаю это совершенно умышленно...
   Прекрасный выбор, Леман! Ещё немного, и перейдем на душещипательное "я, конечно, тварь-репортёр, но не хотите ли доверить мне все свои страдания? Да-да, прямо в эту камеру..." Вот только миссис фон Хорст не бежит.
Макс

Точка невозврата Климовыми пройдена двенадцать лет назад. События тех дней жили, как третье лицо с ними. Спали в одной постели, сидели за столом, ездили с Егором на работу, с Ниной на учебу или просто сидели рядом с ней на диване. Они всегда были рядом, давили, уничтожали все светлое, что было в маленькой девочке, которая отражалась этим светом Климе. Мрачное покрывало окутало их двоих на долгие годы. Мало им своих проблем, еще примешалась ненависть Марины. Клавдия Макаровна не могла найти себе утешение, когда случились те события и Нина попала в больницу. Женщина молилась всем богам, мысленным и нет, мифическим и библейским, чтобы все наладилось, чтобы Нина вернулась, чтобы Егор остыл. Экономка не вмешалась в разговор Егора с Мариной, тихо сидела на стуле в углу гостиной и плакала, даже сил подняться и сказать, что давно заметила неладное, не было. Но кто ж ее бы еще слушал. Она поражалась, сколько вынесла Нина. Уж Клавдия давно поняла, что Нинуся за мужем «умирает», любит, да не смелая она, молчит. Многие видели, понимали, но только не сами супруги.
читать продолжение: «Беги, Нина, беги, или Вот тебе карандаш, ставим точки.»

Вот я и дождался: твой пост снова стал лучшим. Сюжет «Побега» родился спонтанно, и название для игры придумала ты. Я не сразу увидел в нём отсылку к песне, которую пела Нина на свадьбе Карасей, а когда заметил – улыбнулся. Помнишь, как ты описывала её состояние до и после этого разговора на улице? Серый мир снова заиграл яркими красками. Климовы наконец-то соединились после стольких лет глухой вражды, ревности, ненависти и отчаяния. Даже не верится, правда? Но они смогли, у них получилось. Что их ждёт дальше? Увы, не только радостные, счастливые события, ведь жизнь – штука сложная, а мы не ищем легких путей. Главное, они теперь вместе, навсегда. И даже смерть не разлучит их, ты ведь знаешь.
Я рад, что мы пишем эту историю, пусть это бывает нелегко, а порой по-настоящему больно. Тем острее и глубже ощущаются мгновения счастья.
Егор любит Нину, а я люблю тебя.
Это не конец, впереди еще столько интересного – и у них, и у нас.   
(с) Георгий

Макс

Аллан

Летиция

Леонардо

Георгий

Тягучий скрип несмазанных петель осыпается белым шумом, недоступным ни мыслям, ни слуху. Глухой вакуум. Пустота. Разбитые декорации реальности. Сколько я стою уже среди них одним из надгробий, сколько вглядываюсь в кованный узор, скрывший силуэт, разорванный ветром? Бог знает. Кажется, не остыло ещё колокольное эхо, не осело внутри выпитым до дна звуком. А значит, есть ещё время. Дышать парфюмом, тлеющим на плечах, вслушиваться в тихий молебен и тонуть, снова и снова тонуть в талых образах, оставленных ею.
    А ведь она должна была послать меня. Выбрать одно из сотни возможных орудий, как платье на вечер -  увёртки, удар под дых, откровенная ложь - да и всадить по самую рукоятку в зарвавшегося репортёра. Но не говорить. Не так. Ни в коем случае не так. Изнанкой под жгучим прожектором внимания, нутром обнажаясь - смотри. Видишь, виноградной лозой нити шрамов по тонкой руке? Это память, которую я вынашивать буду, чёрная дыра в моей груди. Прикоснись. К тому, что горит, стонет болью, страхом пульсирует.
«nevermind» Макс

Роковая перестрелка взглядов рикошетом бьет от зеркальной глади и отдает бисерным звоном в грудь. Подрагивающие пальцы соскальзывают к краю мраморной плиты, цепкой хваткой сдавливая борт. Не выдержав первой, отвести взгляд, закрывая глаза и медленно погружаясь в томящее ожидание чего-то неизбежного. Щелчок. Все внимание на часы, соскальзывающие с запястья. Ловушка захлопнулась. Ему удается привлечь мое внимание. Взгляд скользит вслед за пальцами проворно высвобождающими пуговицу за пуговицей из петли. Сдавленный стон хватает за горло, легким шелком соскальзывая с приоткрытых губ. Пульс выдает отрывистое, четкое стаккато, становясь требовательным, словно умоляя пересечь то расстояние, что имеется между нами. Чувственная грешная усмешка, рассекает мои губы. Он медленно сокращает расстояние, почти сразу касаясь. Ведомая чужим взглядом, чужим прикосновением руки, меняю направление собственного движения в замкнутом круге, часами при этом имея возможность оставаться на месте, двигаюсь от света в полумрак комнаты.
«shelter» Вероника

Поднявшись на нетвердых ногах, Марла пересекла гостиную и оказалась на кухне - никого, только приоткрытая дверь шкафа, которая никогда не закрылась нормально. Из выдвижного ящика женщина достала беретту и две обоймы - если она не сможет выжить, так кого-то с собой утащит. Рыжие волосы лезли в глаза, а руки отказывались подчиняться, только в голове кто-то кричал: Скорее!
Не имело смысла брать с собой вещи, Марла не надеялась пережить эту ночь. Слишком очевидными были намерения тех, кому она должна была деньги. Деньги, которых не было. Над ней надругаются, ей сделают больно, ее будут мучить и пытать, прежде чем она сможет умереть. Человек - живучая тварь, над которой можно измываться достаточно долгое время. Она это знала. Она не помнила лиц тех, кто умер по ее вине или на ее глазах. Она не видела их во снах. Но они точно будут рады повстречаться с ней на том свете.
Нужно попытаться залечь на дно в Арвье, - подумала все же она, заводя машину и выезжая из гаража. Впереди расстилалась ночь, дорога, и пахло смертью.
«love crime» Бенедикт

Он оборачивается к своей тени, смыв спектакль с себя. И, если белизна морщинок около глаз кажется ей милой, то у самых кончиков волос краска больше походит на появляющуюся проседь, но без благородного отлива темного серебра. Пальцы вздрагивают желанием протянуть руку, но женщина все же не решается это сделать, словно ее ударит током, стоит ей только единственный раз самовольно, без разрешения коснуться Пророка.
А потому она ведет плечами под теплом шарфа, колючим пленом поймавшим тонкую, вечно голую шею, и следует за мужчиной на улицу, пока ледяные пальцы тонут в непривычной теплоте рук и, кажется, скоро вовсе растают, на воздух, где Фрея мгновенно начинает щуриться от дневного света, такого непривычного после мрака гримерок, где две трети лампочек перегорели, и кромешной темноты зала.
«и так желанно, и беззащитно» Фрея

А уж потом Драгон навалился на нее со всей спешкой, натягивая, напяливая, скрепляя, завязывая и защелкивая все, что этому поддавалось, заодно в завершение щелкнув Радею по носу в тот момент, когда та попросту не могла ему уже ничем взаимным ответить, погруженная в варежки и скрученная в большой и теплый тюк, в котором едва оставалась возможность и вовсе вздохнуть, а хорошо, если хоть через раз. Сам он тоже себя ждать не заставил, крепко подпоясавшись в завершение ремнем, стянувшим все, что могло бы ему сейчас помешать колдовать, разве что плащ решил набросить в последнюю очередь, а перед тем - прошелся еще раз вдоль линий, у каждой руны оставляя зажженную свечу, над каждой свечой с тихим шепотом наговора растирая в пальцах добриянку, оставляя зубохвост тлеть прямо в пламени, приобретавшим зеленоватое пугающее сияние. Где-то снаружи на улице уже слышался шум недовольного народа - то ли хозяин заметил неладное, то ли сбегал за ним кто, но дверь магистр предусмотрительно забаррикадировал и зачаровал, временно, конечно, но на их долю должно было хватить, если там не сподобятся и вовсе поджечь оскверненное строение.
«Все, что нас не убивает, делает большую ошибку» Михаэль/Драгон

till i see you again

Лучшая игра недели

Перемены всегда к лучшему…
Мария неустанно повторяла эту фразу, пока та не набила оскомину. Самовнушение действовало лишь временами и периоды положительного эффекта с каждым разом сокращались. Сердце не стало меньше болеть. Она не смогла оставить многотонный жизненный багаж в прошлом. Перемены – отстой. Уходя из кафе, девушка, некоторое время, жутко гордилась собой. Разорвала порочный круг. Перелистнула окровавленную страницу прошлого. Давно было понятно, что рядом с Беном нет будущего. Не смотря на все перемены, монстр остался верен себе. Небольшая отсрочка и поблажка все рано закончилась бы откатом к прежним недоотношениям. Личностнообразующие привычки зверя в человеческом обличии никуда не исчезали. Задремали на время, усыпляя ее бдительность. Стоило ирландке расслабится, как он тут же попытался восстановить утраченную власть.  Быстренько забыл о ее страхах, просьбах и предостережениях. Не получив желаемого, переступил через девушку и ушел прочь. Оставил одну тонуть в океане унижения и слез. Об этом она должна помнить всегда! Об этом Мария напоминала себе всякий раз, когда сердце начинало щемить от тоски по монстру.
Мария

Потрепанные ботинки громко стучали по паркету в такт бешено колотящемуся сердцу. Не оглядываясь по сторонам, Бен спешил вперед. Позади эхом звучали голоса, кто-то говорил, кто-то топтался за спиной. Охранник при входе как-то косо на него смотрел. Масляные пятна на рубашке и рваные штаны не говорили в его пользу, но ему было плевать. Он слишком сильно волновался за Марию, чтобы думать о своем внешнем виде и что о нем думают другие. В прошлый раз когда они коснулись разговора о лечении и профессоре, вернее, когда Мария призналась, что больше не хочет туда возвращаться, Бен и предположить не мог, что с ней делают во время сеансов. Когда девушка ему рассказывала об этом, кровь стыла в жилах. Он предполагал, что это будет какое-то копание в мозгах, разговоры, в худшем случае припараты или гипгоз. Они с профессором не обсуждали в деталях методы его лечения. Старик то особо и не спешил делиться. Бен начинал сомневаться, что это вообще законно. Но он был единственный, кто не опустил руки и согласился взяться за случай Марии. Ему был нужен такой человек, чтобы не потерять надежду самому.
Бенджамин

Покидая стены университета, Бен все еще не мог прийти в себя. В мыслях не укладывалось, зачем Мария пришла сюда, зачем добровольно подписала себя этим пыткам. Он злился на профессора, которого интересовал лишь результат и плевать было на человеческие чувства, на Марию за то, что она пошла сюда в одиночку, на себя за то, что не оказался рядом, когда ей в голову пришла эта бредовая идея. Стоило ему опустить взгляд на безвольно лежащую на его руках девушку, как злость утихала, заменяясь тревогой. Если бы ему никто не позвонил, он бы так и не узнал, что происходит. Никто бы не пришел и не остановил эксперимент. Тот бы продолжался до тех пор, пока Мария не выдержала... Только потом, возможно, ему позвонили бы и сказали, что эксперимент закончен, неувенчавшись успехом. Можно забирать тело... Бен тряхнул головой, отгоняя темные мысли, но вполне реальные. Сердце с тревогой билось в груди.
На ватных ногах он вынес Марию из здания. Толкнув плечом тяжелую дубовую дверь, та с грохотом закрылась за его спиной как приговор, который выносит судья. Ничто так не пугало, как возможность потерять Марию навсегда. Пусть она уже не была с ним, но, по крайней мере, он знал, что она рядом, где живет и работает, знал, что рядом находятся ее друзья... что она жива. Она живет. Но получается, что это не так? Он опустил глаза на ее бледное лицо. Ему была необъяснима причина того, зачем девушка пришла сюда. Он спросит ее об этом, но только потом, когда убедиться, что с ней все в порядке. Первым порывом Бена было отвезти Марию в больницу. Показать специалисту, чтобы тот сказал, что с ней все хорошо. Он не верил словам профессора, как не верил больше ничему, что происходит в этом университете. Но он знал, что Мария бы воспротивилась подобному решению. Довольно с нее больниц и тошнотворных запахов медикаментов.
читать продолжение: «till i see you again»

Видеть тебя в шапке сайта всегда праздник, особенно в номинации «лучший пост недели». Все правильно! Ты – лучший! Буду повторять это тысячи раз, пока не перестанешь критиковать свои посты! Ты – лучший, замечательный, вдохновляющий, неподражаемый!  Изо дня в день не устаю радоваться нашей игре. Готова всегда оберегать твою строптивую музу и вести непрерывную переписку обо всем на свете. Разве может быть иначе? Вряд ли… Не представляю и дня без нашего общения. Благодаря тебя история Бена и Мария стала частью нас самих. Много хороших задумок обречены пылится на полке, если рядом нет человека со схожей сумасшедшинкой, готового рискнуть, взяв в пару незнакомого игрока.  Мне с тобой очень повезло. У нас все сложилось и, надеюсь, лучшее еще впереди. Сердце Марии бьется только для тебя! Люблю! Поздравляю! Обещаю исправится и писать посты чаще)   
(с) Мария

Мария

Макс

Элеонор

Виктор

Вероника

Дэнни

Наверное, перебираясь из одного штата в другой и мечтая о дальних странах, Купер представлял себе жаркие пески и восточные шелка, как всякий, идеализируя со всей силой своего могучего воображения. Но впервые очутившись в Индии, потратив несколько часов на поиски свалки, он вдыхал полной грудью другие, настоящие эмоции и впечатления, которым находилось место и на глянцевых офисных календарях и в авторских фото, какие ни за что не взяли бы в «Подиуме». О Кубе у него остались точно такие же впечатления, пусть там смерть грозила исключительно от алкогольной интоксикации или от утопления в море с натянутым на фотоаппарат-мыльницу презервативом в поисках прекрасных кадров. А в том состоянии, в котором он тогда пребывал, абсолютно все кадры казались неизменно прекрасными. И добираясь сюда, в сердце тьмы в поисках своего затерянного города, вместо которого внезапно нашёл того самого Куртца. Наверно, Элис не читала эту не самую известную книгу, отчего Куперу моментально захотелось с ней поделиться.
«don't yawn, cause this is Africa» Рипли

Наблюдая за улыбкой на губах Алана, мужчина думает, что того, очевидно, впервые кто-то вот так куда-то приглашает. Даже несмотря на то, что это вовсе не свидание, а всего лишь ужин в качестве благодарности за доставленные неудобства. Чтобы избежать еще большей задержки Йохан поудобнее перехватывает таксу и выходит с ней на улицу. Не без труда открывает заднюю дверь и укладывает собаку на ее место – небольшую продолговатую подстилку из плотной ткани с невысокими стенками. Джей Джей явно надеется на поездку домой, но мужчина объясняет ей, что сначала они с Аланом заедут в кафе на ужин и только потом вернутся в квартиру.
    Вообще-то нужно же еще подвезти самого Алана до дома, а то невежливо будет позволить ему добираться в такое время самому. Но об этом Йохан решает подумать чуть позже, а пока он закрывает заднюю дверь и остается ждать снаружи, прислонившись к машине. Мужчина слегка улыбается и выпрямляется, открывая дверь со стороны пассажирского места, когда Алан наконец-то выходит из клиники, приглашая сесть в машину. 
«Ты ближе, я знаю» Йохан

Сколько себя помню, столько моя жизнь напоминала мне отлаженный часовой механизм. Я ненавидела беспорядок и неразбериху, мне было жизненно необходимо, чтобы все лежало на своих местах, а начатые дела были доведены до логичного финала, иначе и быть не могло. Порой во вред себе могла костьми лечь, чтобы добиться желаемого и к собственному удовлетворению добивалась. Всегда. Ну или почти всегда. В такие минуты так некстати, но почему-то всегда, вспоминается измена моего несостоявшегося мужа. В деталях. Мое пылающее от ярости и стыда лицо, его безуспешные попытки натянуть приспущенные штаны, визг девицы с которой он попытался уединиться в своем кабинете накануне нашей свадьбы. Во многом все, что я имею – я имею в какой-то степени благодаря ему, точнее его предательству. И там, где другую женщину расплющило бы депрессией и горем, я собрала в кулак остатки своей воли и двинулась дальше. Если бы все те, кто пал смертью храбрых выходя на тропу войны со мной, знали кому я говорю спасибо всякий раз, когда подобно акуле, почуявшей свежую кровь, берусь за новое дело, Уилла давно бы закидали камнями, прилюдно, на главной площади. 
«c'est la vie» Присцилла

Кислый привкус лимонной кислоты обжег кончик языка - Дэниелс только что положил в рот конфету, которой его угостили в кофейне утром. Ему нравились лимоны: их структура, вкус, запах и то, как можно детально прорисовать эти плоды до мельчайших подробностей. Художник делает глубокий вдох носом и вкусовые качества сладости тут же разбавляются ярким и свежим ароматом. Одна из картин Эрика переданная в Барселонскую галерею искусств в качестве подарка ко дню основания города, носит название «Лимонад». Он нарисовал её больше десяти лет назад, когда состоял в отношениях со своим мастером. Картина поражает разнообразием желтых оттенков, каждый из которых наполнен теплом и радостью. Даже курчавые пряди светлой головы мастера, истомленно лежащей на бортике ванной в прованском стиле, были окрашены по меньшей мере в пять оттенков желтого. История картины довольно забавна.   
«Нарисуй мне лето цвета твоих глаз» Эрик

Люди грешны, и ища среди них праведников, с большей долей вероятности найдешь сумасшедших фанатиков, в которых от праведности только текст священного писания, бодро отскакивающий от зубов. Дальше этих самых зубов он обычно попадает только за тем, чтобы спуститься по пищеводу в желудок, а оттуда по кишкам выйти обратно наружу. Можно было бы сказать, что на свежий воздух, но свежести в тех местах обычно не наблюдается. Фредерик Найтингейл, герцог Йоркский, некогда открыто бывший на службе Его Величества, а ныне занимающий пост главы Тайной службы, к ангельской породе не относился никогда, зная текст Библии ровно настолько, чтобы иметь возможность оперировать им в спорах со святыми отцами, возносящими хвалу и призывающими кару. Праведником он себя не считал, как ни до, ни после Иисуса, не считал ни одного жившего на земле человека. Само понятие праведности нагоняло на Фреда тоску, а впадая в тоскливое состояние он чаще всего принимался искать себе развлечений далёких от тех, что проповедовала церковь.
«Spring melody in the Hades» Зеро/Фредерик

Мама, не плачь. Я ведь всего лишь женюсь.
- Глупый.
Она не плачет, но слезинки затаились в уголке глаз, и Уэйд знает, мама будет прижимать к лицу платочек, улыбаться и всхлипывать, и светиться от счастья, как в тот день, когда он сам отводил ее к алтарю, передавая в надежные руки Джефа. Будет качать на руках малышку Ди, будет склонять голову к плечу мужа, будет тихой и счастливой.
Но пока у нее прыгают губы, пока она нервничает не меньше Уэйда, но не показывает этого, приободряя сына. А сын - женится. "У меня колени подкашиваются," - Уэйд заламывает пальцы, щелкает суставами и встряхивает руками. Еще чуть-чуть и задержка перерастет все грани приличия, гости начнут роптать. И зачем он согласился на эту ерунду? Дети чинно вышагивают по дорожке, на которой следом за ними должна показаться невеста в роскошном платье в сопровождении отца, а не он. 
«всего на миг, я перестал дышать тобой...» Энн-Дитмар/Уэйд

Рождественское "чудище"

Лучшая игра недели

- Я рад, что ты приняла мое предложение. – Он спрятал в карман телефон и забрал у нее из рук пакет, чтобы от искреннего любопытства заглянуть внутрь. Виктор равнодушен к сладкому, но все равно визуально находит десерты эстетически-аппетитными, если такой термин в принципе применим к сдобе. – Я думал, этот Сочельник уже не станет еще более нетривиальным, но только что планка повысилась. И мне это нравится. – А еще ему нравилось следить за новой знакомой. Она была самодостаточна, магнетически притягательна без всякий стараний на то. Как фламандское полотно. Она была хороша, полна света, цвета и красок. Своей кристальной чистотой, какой-то разумной внутренней непорочностью она удивительно не вписывалась в напряженный мир Андервуда, в черную гарь и алые всполохи инквизиторских кострищ, потных пыточных, в предательство духовных путей и тщеславие возведенное в абсолют, которые он считал чувственной мерой. И в тоже время Джерри славно гармонировала со всем этим экстатическим безобразием, как сошедший с гравюры ангел, мирно взирающий на то, что заставляет амбициозного трудоголика душевно метаться, а главное возбуждало и опустошало перекипевшие чувства.
Виктор

-Приятно знать,что ожидание не было скучным, - в темноте салона дразнящий блеск глаз только удваивает силу воздействия. Решение Гринча кажется наиболее логичным. Чем ещё заняться в ожидании девушки? Мечтами, конечно. В идеале о даме, так то если у вас с этой дамой уже увлекательное турне или,  даже простая, пока, интрига, зажатая меж прологом реальности и эпилогом тоски, на худой конец  животные до пошлости шашни. А если вы просто путешественник, погревший ладони у чужого очага, пригубивший из выскобленной чаши горячего нутряного жара и пошедший своей дорогой? Тогда в ожидании лучше всего спать. Спать хорошо в любой непонятной ситуации. Если не станет яснее, то посильнее точно.
Она хотела добавить не слишком честный укол хлестким “хорошо,что хоть в машине вам есть чем заняться в Сочельник”, но промолчала, глядя в слепой почти задумчивости на размытые расфокусом взгляда очертания пальцев, уверенным жестом собственника вскрывающие пакет. И столько было естественного,врожденного величия в единственном касании, что стало казаться будто не только пакет со сладостями и машина с водителем принадлежат здесь ему. 
Джерри

Дитриха не отпускало липкое, как варенье, чувство дежавю. Вот так он уже коротал далеко не одну ночь в машине, видел и дождь, и снег, падающими на ветровое стекло, да и было это не так давно, около полугода назад, когда искал пропавшего Джастина Грэндалла... «Господи, неужели вся моя жизнь так и будет повторяться по какому-то замкнутому кругу? Сложные, своенравные подопечные, то наркоманы, то гиперактивисты, двое последних – просто вынесли под основание мозг, а Джастин... успел и оторвать огромный кусок от души и сердца своими играми в «Забудь прошлое за счет другого», а сейчас, с Алланом - все будто повторятся заново, хотя нет, учитывая, что сейчас личность Азиеля доминирует над всеми и с ним пересекаешься в несколько сот раз чаще, чем с милым подростком или прекрасной женщиной, да хоть бы и просто со спокойным Маркусом - ничего хорошего… Я не понимаю его. Не понимаю необоснованных претензий. Я ведь даже специально не пошел ни к психологам, ни к кому-либо другому, чтобы не знать диагнозов, не анализировать, чтобы пытаться понять с точки зрения медицины, я хотел быть с ним и всеми его личностями рядом, как самый обычный человек, наивно полагал, что смогу найти подход к каждому из них с самым обыкновенным пониманием, но как понять того, кто и разговаривает через пень колода? Кого мотыляет из крайности в крайность между похотью и агрессией? И нормально сосуществовать они могут только когда паренек залипает в своем ноуте, а я - занят чем- то другим, вроде как поодиночке, только в кровати рядом. Все по кругу… Все повторяется по одному сюжету с исполнением одних и тех же ролей разными актерами. Какая-то глупая и совершенно бездарная драма… игра в догонялки без конца. И, черт возьми, мне надоедает лезть в жаровню голыми руками.»
читать продолжение: «Давай учиться просто жить?»

Ты и так все знаешь.   
(с) Азазель
Мой восхитительный. Мой добрый. Мой волшебник. Мой ласковый Безумный Шляпник. Мой добрый и мудрый Дракон. Мой второй-третий-неважно-какой-по-счету папа на форуме) Твое дитя совсем от рук отбилось, но ради лучшего поста бежит к тебе с приветом и обещанием исправиться в ближайшую неделю-две (честно-честно!). Все потому, что ты прекрасен и талантлив в любом образе, и нынешняя маленькая награда – всего лишь небольшое тому подтверждение. Одно из многих. Горжусь тобой, горжусь семьей, горжусь той атмосферой, которую ты мастер создавать, словно волшебник – вынимая из рукава и будто бы из ниоткуда. Горжусь каждым написанным тобой словом вне зависимости от того, кому ты его написал, и висну на шее обнимашками, несмотря на то, что мне это по возрасту уже вроде не так уж и положено)))
В общем, живи, твори, мечтай!
И твоя блудная дочь прибежит за этими мечтами))
Я уже рядом. Люблю тебя.
   
(с) Лианна

Моника

Кайл

Присцилла

Бонни

Джастин

Тео

«Почему я?»
Вопрос разрушающий сознание больше, чем какое-либо грубое вмешательство со стороны. Он истощает нейроны и рвет все причинно-следственные связи. Отсутствие ответов доводит и без того расшатанную психику до состояния разрозненности со здравым рассудком. Создается странное впечатление, будто бы профессионально выстроенный триллер в режиме реального времени, был заранее проработан до мелочей и какой-то умом тронутый режиссер возжелал возмездия над Джейкобсом. Только за что? Кому придет в голову весь этот треш с хаотично сменяющимися ролями?
Абсурд...
Все происходящие события, это отнюдь не спланированный сценарий. А если он и имелся, то в какой-то момент все пошло наперекосяк - начиная с активного противостояния Джейкобса и заканчивая этой нелепой стычкой с охранником. Вот только человек - не машина. У него нет автономного режима и он не может включить энергосберегающие функции. Организму человека, как и его психическому здоровью свойственно истощение. Оно не восполнится, если сунуть пару пальцев в розетку. Его не купить за несколько сотен баксов в магазине электронных запчастей. Оно просто вытекает из тела: через кожу, через кончики пальцев, с мокрыми слезами застилающими глаза. Оно вырывается изо рта истошными криками и сдавленными стонами. А после, человек становится похож на безвольную оболочку. Безвольную и отрешенную.
«Black Bacardi...Не говори мне «Хватит!»» Натаниэль

Загадочно любимый мегаполис страдал в сереющих сумерках, и лёгкое завывание его сирен доносилось из дальних районов музыкой неспешного утра, когда мы брели домой. Несвятая троица из фильмов Тарантино производства студии Дисней. Мартин, кутающий в мой пиджак обнажённые плечики Элис, сама Элис, убаюканная весёлой ночью до босоногой поступи с туфельками в руке, и я, третий лишний, уверенно сворачивающий с авеню к родному району.
   Ровно три квартала до обшарпанного кондоминиума расцветки "мокрый асфльт", ровно десять минут до крыльца и пара часов до финальной практики по истории штатов в душной аудитории миссис Скотт: вполне себе достаточно, чтобы принять душ, обернуться в чистую рубашку и, нахлебавшись изысканного кофе от моего персонального бариста, ринуться грызть неподатливую породу. Вот только планы меняются при первой игреневой вспышке на том конце улицы: моментальная догадка резанёт расслабленную в усталости душонку, а уже через несколько минут стабильно застекленеет осознанием нехорошего.
   То ли что-то случилось дома, и мышь избрала уличные ступени лучшим вариантом ночёвки, то ли... на этом мой рассудок останавливался, лениво отмахиваясь от надоедливого хозяина: какая разница, что могло произойти "наверное", если вот-вот можно будет взять интервью у главного действующего лица, и выяснить, что же случилось "на самом деле".
    А на самом деле случилась Джерри. Не больше, не меньше. Случилась она лет двадцать назад, но с тех пор продолжает случаться, и в этом её самая потрясающая особенность, только и подставляй терпение под меткие дротики..
«double trouble» Макс

Блаженная  кратковременная тишина. Но, стоит  только открыть глаза, как море голосов, перезвон бокалов, неутихающие уже несколько часов поздравления, сходятся над головой, как сходящееся за ушедшим Моисеем море, безжалостно топя в себе всех отставших.  Глаза Голда медленно открываются, и он исследует взглядом толпу, выискивая среди улыбающихся, пьющих и говорящих друг с другом гостей, знакомые ему лица: жены и сына. Ольгу найти проще всего. Она, как алая капля крови на снежном покрывале, не измена выбору цвета своего платья. И пока гости соревнуются между собой, в тщетной попытке перещеголять друг друга в выборе оттенков пастели, щедро разбавленного классическим белым цветом, миссис Голд безошибочно выбирает красный цвет, и ее выбор сложно назвать неверным. Своим смехом она невольно вызывает  беглую усмешку на губах Алистера, все его внимание приковано к ней и только к ней, на моменте, когда Ольга, запрокинув голову вверх, заливисто смеется над чьей-то шуткой, раскачивая в своей руке бокал с шампанским. Она невероятно притягательна в этих бриллиантовых серьгах, которые получила сегодня утром в подарок за то, что девять лет назад подарила Алистеру сына.  Только подумать – девять лет, их общему и единственному сыну уже девять лет.  Нейтан подныривает под материнскую руку, цепляясь за изящные женские пальцы обеими руками, исследуя подушечками пальцев надетые украшения: кольца, браслет. Если память не подводит Голда, то и кольца и браслет из белого золота, тоже его подарки, они напрямую связанные с сыном, Ольга получает их регулярно, но всегда предпочитает именно те украшения, которые дарились ей мужем по особенным случаям. 
«the dead stay dumb» Алистер

- Климова, - выдохнул и поцеловал, аккуратно, едва касаясь ее губ, - я сдохну без тебя. Просто послушай.
Он откинулся на кровать и уложил Аню себя на грудь.
- Гонки, мастерская это прикрытие. Лишний доход. Слив адреналина. Чинить машины может любой дурак, но сделать так, чтобы она стала «земным» самолетом это интересно. Заработать можно хорошо. Но это всего лишь ширма. Ань, я угоняю машины. Переделываю и получаю за это нехилые бабки. Просто, привык уезжать и отключать телефон, а точнее оставлять его в мастерской, Мия за ним присматривает, и, получив заказ, вспомнил о том, что не предупредил тебя лишь уже на границе. У нас свои принципы. Едва мы выезжаем из гаража, с нами связь только у тех к кому мы едем и с тем, кто слил заказ. Все. Если придет смс что абонент в сети, значит я в городе. Ты много раз наверняка видела, как мать пыталась до меня дозвониться. А отец наверняка отбирал телефон. Отец в курсе моих дел. Вот такие пироги, малыш.
- Волков, это опасно.
- Я обещаю, что всегда буду возвращаться.
- Медведь сказал, Медведь сделал? – спросила Аня.
- Откуда знаешь?
- Анхи так говорит.
- Люблю тебя, - приподнял Анино лицо за подбородок и нежно поцеловал, перекатываясь на кровати и нависая над девушкой.
«Мой. Чужой. Любимый.» Нина/Андрей

Наша жизнь состоит из переломных моментов. То вверх, то вниз. В моем случае конечно же чаще всего вниз. Мое детство было тяжелым, но я как сейчас помню, что был счастлив. Каждый день был наполнен обычной детской радостью. Играми, мечтами. А потом меня словно переключило. Это было неожиданно. Ничего не предвещало беды. Но я осознал, что мой отец не идеал, к которому стоит стремиться. А самое настоящее дно, и я должен сделать всё, чтобы не стать таким как он. Эта мысль пронзила меня словно стрела Париса попала точно в ахиллесову пяту. Я считаю это первым переломным моментом в своей жизни. И моя кривая резко сменила направление и устремилась вниз. И таких моментов в моей жизни было много. Но я боюсь именно этого момента. У меня самая лучшая дочь на свете, каждый отец мечтает, чтобы его дочь была хоть на грамм похожа на мою Кейт. Возможно так говорит каждый отец, но в данном случае я абсолютно уверен в своей правоте. И я не знаю, каких богов стоит благодарить, за то, что она до сих пор не разочаровалась во мне. Ведь ее отец не самый лучший не свете. Но она по-прежнему любит меня и ждет каждого звонка, каждой встречи. Ее любовь единственное, что до сих пор заставляет меня верить в чудеса. И я боюсь, что однажды она проснется. Посмотрит на меня своими голубыми глазами и скажет: «А знаешь папа, ты мудак. Самый последний мудак на этой чертовой земле. Неужели так сложно было быть рядом? А не проебываться непонятно где, непонятно с кем». И я непременно постараюсь оправдаться. Подобрать нужные слова, сказать, что она не права. Но это будет ложь. Неубедительная и слабая ложь.
«Oh let myself go» Лиам

«Самый любимый мальчик», «прекрасный принц» падает на чашу весов, на другой – попранная совесть, загубленное превосходство. Сейчас он практически – люто – ненавидит Флоренс, сейчас он практически – искренне – мечтает о ее скорой кончине, лишь бы она замолчала, заткнулась, перестала терзать заржавелым ножом раны, уже отболевшие, но не забытые, лишь бы она…исчезла.
Это слабость, Килли, это – она – твоя слабость, уродливое лицо в ряби прозрачных озер, выглядит жалким, таким и останется.
Себя, с которым ты делил каждый свой вздох, ты не знаешь.
Так смотри, распахни широко глаза свои и видь.
Черная дыра прожорливо ворочается в грудине – разбудила, растревожила, пожинай плоды, девочка. И жемчуг на шее становится ниткой бисера, блестяшкой; цена ей ломаный грош, а ценность и того меньше – чужая память, зарубка на сухой древесине, безжизненная поленница.
Жадный огонь уничтожит и ее, и все, что было когда-то с ней связано.
Только он – Киллиан – будет жить, лишенный воспоминаний, может быть, наконец, счастливо.
Только она – Флоренс – будет знать обо всем, что он предпочел забыть.
И только прокуренная комната бережно сохранит дыхание этой встречи, до следующего утра, когда рассветное солнце сотрет все следы вместе с тряпкой уборщицы, что выносит сор из избы и мусор из пьяных голов.
И будет ли… после?
И стоит ли? 
«Shadows of my name» Киллиан

No Angel

Лучшая игра недели

Все шло совсем не так, как было бы понятно Джастину.
Как было в школе? Обычно его сторонились, считая чуть ли не социопатом. Те отчаянные глупцы, что пытались подружиться с ним, всегда действовали по одной схеме. Спрашивали, какую музыку он слушает сейчас, куда он будет поступать после старшей школы, кто его родители. И если на первые два вопроса Нолан скупо отвечал, то после третьего у него словно отключался слух, зрение и речь. Он в упор не видел нового знакомого и не открывал рта ни на один его вопрос.
Сейчас же он впервые за несколько лет сам подал руку. Все-таки он питал немалые надежды к учебе в университете в целом и к этой вечеринке в частности. Он верил, что найдет здесь интересное общество, рядом с которым можно не стесняясь говорить об актерском мастерстве
Но, кажется, это общество было слишком интересным для него. Разве это не вечеринка первокурсников, которым предстоит познакомиться только сегодня? Что делает здесь этот парень, который ну никак не тянет на абитуриента? И почему он действует настолько нелогично, что Джастин оцепенел от внезапных бесцеремонных прикосновений, которых он так не любил. Он ведь только подал ему руку, а не предложил обжиматься на полу! Но, как часто бывало в нестандартных случаях, его язык словно впадал в паралич, и только через пару вечеров Джастин понимал, что в этот момент нужно было бы сказать наглецу. Пара-тройка вечеров мучительного стыда и бесконечного прокручивания ситуации ему обеспечена.   
Джастин

Интересно, ударит или нет? Хватит ли у него яиц довести начатое до конца? Или его внезапный порыв утихнет так же быстро, как и возник? Капли крови на его белоснежной рубашке, стекающий по голой коже ручеек из пробитой губы – это ли не шедевр созданный моментом ярости? Насилие – это тоже форма искусства, если его правильно преподнести.
- Ты прочел между строк, Джастин? Ты выцепил то, что твой разум хотел бы знать? – Рука Тео медленно скользнула по предплечью первокурсника, смыкаясь на запястье медвежьей хваткой, достаточно сильной, чтобы показать это и недостаточно крепкой, чтобы причинить боль. - Ты перепробовал достаточно парней, чтобы быть уверенным в этом? Мне кажется, нет. – Рука на затылке притянула перекошенное злостью лицо парнишки, вовлекая того в короткий поцелуй, расцветающий под вспышками телефонов и одобрительными криками толпы. Кажется, кто-то кричал «Горько!» и советовал уединиться, но Милле было глубоко насрать на возгласы и улюлюканье. Сильно прикусив Джастину губу, Тео уперся ему ладонью в грудь, отталкивая обратно на диванчик, разомкнувший объятия для уже знакомого тела. – Тогда и я не гей, Джастин. – Рыжий рассмеялся и снова сел рядом с кучерявым, допивая залпом его вино, к которому тот почти не притронулся. Странно, но алкоголь все еще не вносил в разум приятную дымку, стирая границы и четкие линии. Ну, ничего, вечер долгий, еще успеет достаточно набраться в приятной компании.
- Курить будешь? 
Тео

Ей совсем не хотелось возвращаться в Нью-Йорк – она будто бы делала шаг назад, отступала, сдавалась и признавалась в том, что бессильна в сложившейся ситуации. Признавалась в том, что проиграла. В том, что была не права, и это не только больно било по самолюбию и самооценке, но и убивало крохотную теплящуюся в душе надежду на счастливый исход.
Счастливый исход – это точно не про Андромеду, и уж тем более не про Трэвиса; если где-то в небесной канцелярии все-таки существует и пишется Книга Судеб, их главы заканчиваются на прискорбной ноте, или в лучшем случае – многоточием. За долгие месяцы работы и борьбы женщина почти почти потеряла веру в науку и стала задумываться о том, что некоторые вещи предопределены задолго до того, как случаются, и, возможно, авария, унесшая жизнь невесты ее пациента и его здоровье, была спланирована кем-то неосязаемым, но могущественным. Это предположение было похоже на горячечный бред, и чтобы окончательно не сломаться в собственных же глазах, Андромеда винила во всем температуру – та не покидает ее уже неделю. А может и две – она сбилась со счета дней, сбилась со счета диктофонных записей. Не помнит, третий или четвертый день она в Нью-Йорке, а может – только приехала?
«Я не знаю, что происходит со мной и внутри меня, почему в голове такой бардак, а в грудной клетке – духота и жар. Я пытаюсь упорядочить мысли, но это похоже на борьбу с девятым валом – волну этих эмоций мне не победить; я зла, я напугана, я смертельно устала. Я возвращаюсь в этот чертов город не для того, чтобы кричать о помощи – для того, чтобы сказать о том, что ты и только ты виноват во всем.»
Андромеда давно придумала оправдание своему приезду в Большое Яблоко. Оправдание, да – была у нее такая привычка, как постоянно искать причину, которой можно было бы откупиться от сжимающей в тиски совести без ущерба своей гордости. И сейчас этой самой причиной была…месть? Желание переложить ответственность за неудачу на чужие плечи? Ярость? Вероятно, все вместе, но женщина действительно всерьез полагала, что когда она выскажет в лицо своему коллеге то, что у нее на уме и сердце, то ей станет легче.
Вероятно, так оно и случится – она больше не будет чувствовать себя единственной виновной в том, что состояние Трэвиса Гранта только ухудшилось с начала терапии.
Она не будет чувствовать себя плохим врачом.
Только плохим человеком.
читать продолжение: «Кто бы сказал, что мы встретимся под этой звездой»

Здравствуй, милая,
Как удивительно иногда складывается наша жизнь, не находишь? В начале осени я и подумать не мог, что мы откроем игру, а теперь я здесь для того, чтобы сказать тебе несколько слов о том, почему твой пост на этой неделе выбрали лучшим.
Ты всегда, вне зависимости от того, играю я с тобой или нет, умеешь дарить вдохновение, на персонажей, на творчество, на игры, а твое появление на моем виртуальном пороге стало просто знаком судьбы. И я так рад, что сейчас у меня есть шанс сказать тебе спасибо за то, что подарила мне вдохновение и желание писать, так легко и непринужденно, всего парой пред-ложений, после которых у меня уже чесались руки, ноги и бог знает что еще.
Ты – удивительный человек и игрок, твои персонажи уникальны, а посты удивительны от первого слова до последней точки – тонкие, словно сотканные из образов, в которых важна каждая деталь, и так часто полные невероятной, очень личной драмы, которую переживаешь едва ли не сильнее персонажа, потому что она становится твоей на время, пока читаешь пост.
Не смей в себе сомневаться, слышишь? Особенно в своих постах, потому что они заслуженно попадают в лучшие раз за ра-зом. Иначе я буду ругаться. Просто думай о том, что я большой – и мне видней.
Я безмерно рад, что сегодня именно мне (я даже не ожидал, что это возможно) выпала честь говорить тебе теплые слова, на которых в другое время не хватает поводов и идей, и хочу еще один, еще тысячу раз сказать тебе спасибо за то, что ты сдела-ла для меня своим появлением в этот раз. За то, что ты есть на форуме, человечек с похожими вкусами, и (я уверен, дело в этом), подбирающий цитаты в посты нашей игры и описания ориентируясь на меня. Мне нравится находить такие дорогие сердцу строки в цитатах и статусах, ведь от этого ток пробегает по кончикам пальцев – вот оно, знакомое, близкое, отзываю-щееся внутри.
Спасибо тебе просто за то, что ты, такая удивительная, существуешь.
И не забудь, что мы должны написать эту драму.
С приветствием,
Вас помнящий всегда
Знакомый ваш
   
(с) Мэттью

Федерика

Макс

Исадора

Эдвард

Присцилла

Мэд

Что может быть хуже толпы снобов, которые кичатся знаниями в области множества «-ий» и «-логий», распускают хвосты перед коллегами, словно павлины в зоопарке Центрального парка? Ни-че-го.
«Чёртовы интеллектуальные эксгибиционисты…»
Виктор на мгновение опустил объектив фотоаппарата в потёртый тысячами подошв пол, мысленно ощупывая только что придуманный им термин и шёпотом пробуя его на вкус. Интересное сочетание слов, надо бы запомнить. А сейчас — за дело, которое с каждой секундой обременяет всё больше и тянет на дно, словно привязанный к ногам будущего утопленника камень.
Кто бы мог подумать, что медицинский семинар на время отобьёт у Леруа страсть к прежде любимой фотографии? Соглашаясь на эту, казалось бы, простую работёнку, мужчина не думал, что ситуация окажется настолько запущенной. Отсутствие штатного фотографа больше не удивляло: от скуки помереть можно, а на поминках — тем более. Секунда отделяла Виктора от жертвы первого случая, но случайно попавшая в кадр пышногрудая блондинка вернула мужчину к жизни не хуже заряженного дефибриллятора. «Щёлк-щёлк-щёлк» — тихое потрескивание камеры идеально дополняло скрипучий голос пожилого профессора. К слову, его тоже не мешало бы запечатлить. На этот раз Леруа ограничился лаконичным «щёлк» и вновь подпёр спиной бледно-голубую стену конференц-зала. Фотоматериала было достаточно, и мужчина мог позволить себе немного отдохнуть.
«Коктейль с добавлением индийских специй» Виктор

Это было похоже на толпу людей, беспорядочно сдавливающих тело со всех сторон, выбивая последние крохи кислорода, заползая в легкие, холодными струями страха стекая по пищеводу. Она была в почти той же панике, от которой цепенело все тело, как если бы оказалась зажата в толкучке торгового центра в предрождественской суете. Ощущения были до боли похожи, тогда она тоже была на волосок от смерти, как и сейчас безвольно уходя с головой под воду, будто и плавать то не умела. А ведь плавала Медея действительно довольное посредственно, и скорее просто могла какое-то время держаться на поверхности соленого спокойного залива, или тихо перебираться вдоль бортика общественного бассейна с теплой водой, но никак не противостоять ледяным волнам океана, в которые и более поздней весной городские экстрималы не рисковали соваться без специального гидрокостюма. Но человек удивительно быстро учится бороться за свою жизнь, которая, при всей его многолетней грусти по собственной судьбе, на последних минутах становится столь дорога и мила сердцу, что расстаться с ней добровольно не представляется возможным. И тут же руки начинают усиленно работать, молотя тонкими кистями по воде, стараясь выплыть на поверхность, ноги, отталкиваясь от дна, разгребали собранный ближе ко дну ил и прочий человеческий мусор, пока наконец голова мокрой и перепуганно злой кошки не обрела возможность выдохнуть новое матное слово. В лицо тому, кто ее сюда скинул, внезапно оказавшись снова рядом, прижимая к себе и помогая справиться с холодной водой и той судорогой, которая сковала тело, но к черту такая помощь! 
«Не важно как тебя зовут, важно куда» Медея

Каково это было слушать, будто переживая вновь и вновь те события пятилетней давности, когда он лично отыскал этот самый дневник, плеснувший с верхом в его и без того опрокинутую чашу терпения. У него были подозрения, он догадывался, несмотря на то, что долгое время пребывал в положении глупца и слепца, и все же - отыскать настолько резкие и безжалостные доказательства, когда по плечам от такого предательства, от его тяжкой обиды пробежался нехороший холод, когда сердце окончательно оборвало свой стук, а в мире больше не находилось места для него и для его истории жизни, было тем еще испытанием. Дневник, конечно, не был той самой последней каплей, но так изящно подвел черту под печальным итогом, обернул весь этот Ад в законченность, поставил решительную точку там, где зияло многоточие.
Тот вечер начался со скандала. Он вернулся из школы прибитым, не зная как сказать, не понимая что делать, когда его единственный светлый луч надежды так стремительно поблек за тучами сгущавшегося Рока. Его так и не повысили в тот раз, не избрали, ни даже упомянули его фамилию в совете - его место получил Питер, добрый товарищ и чуть более удачливый преподаватель, озаботившийся когда-то связями и обладавший дальними, но радетельными родственниками в системе. И Роберт оказался не у дел, обреченный все так же влачить свое существование, ругаться с женой, стыдясь смотреть в глаза дочерям, и вкалывать на автомойке.. 
«Guess who?» Мэд/Джей Ди

Нам бы с Кайлом отойти от высокого, вспомнить о приятном низменном. О простом. О том кайфе, который был в самом начале. И непонятно, кто из нас оказался большим кайфоломом: я или он. После душа от меня пахнет лавандой, а от него после неожиданного свидания пахнет сыростью. Чужеродностью. Хочется затолкать его в ванную и отмыть от следов других женщин, видных только под ультрафиолетом. Или под чем там смотрят отпечатки? Не хочу знать наперед, что будет дальше. Не хочу. Не хочу. Увольте меня. Постелите перину помягче и тогда спихивайте меня с той башни, на которую я сама забралась, так рьяно карабкаясь. И чего собственно добивалась, если сама не способна выказывать чувства и показывать их адекватно. Надеялась, наверное, что всё пойдёт как по маслу. Или до сих пор есть шанс? Кто бы что ни говорил, но шанс есть всегда. Иногда мы просто отказываемся его видеть. А иногда просто не хотим его использовать. Причинами тому могут быть страхи, приверженность к чему-то менее опасному и понятному. Я меняла работу, меняла стрижки и легко прощалась с вещами. Также я делала с людьми. Успей увернуться от близости, привязанности, связи, иначе получишь в морду ответку от Вселенной и от человека, ставшего тебе дорогим. Эта сука нагнёт тебя и трахнет раком, ей ничего не стоит. Смотря на Дэвиса, я всё задавалась вопросом, почему не могу пересилить себя и сделать большой шаг навстречу ему, раз он не замечает мелких. В нём нет терпения. Он может и не понять меня. Сколько же хаотичных мыслей бьются крыльями бабочки о закрытое окно, силясь вырваться наружу через мой сморщенный лоб.
«Услышь меня и вытащи из омута» Моника

Джастин был как кусочек масла, который аккуратно размазывали по горячему хлебу, только что вытащенному из тостера. И не имело уже значения ни погода, что пронизывала вечерней прохладой, ни мимолетное знакомство, ни странное уединение тех, кто в одном помещении мог сосуществовать с трудом. А тут – приобними чуть крепче и получишь почти судорожный выдох. Поведи рукой по позвонкам чуть сильнее – и тебя одарят выгнутой спиной и полуприкрытыми глазами. Целая симфония, сыгранная на человеческом теле, не переходящая границы приличия. Хотя кто вообще определял эти самые границы? Где располагалась та самая невидимая линия, переступать которую было почему-то нельзя? Чужие границы для Тео были понятием абстрактным, придуманным для усложнения человеческих отношений. Сейчас он, например, делал что хотел, получая от этого явное удовольствие: чужая мочка, влажная и уже ярко-розовая, облизанная и искусанная, была оставлена в покое. Ее совершенно бесстыдно променяли на изгиб шеи, что пытался убежать под уютную защиту толстовки. О, это так мило! Будто разворачивать кокон шелкопряда! Что там в кульке из тканей? На ощупь вполне: со спины рука сместилась ниже, сжав в руке задницу кучеряша, и не почувствовав никакого особенного сопротивления.
- Ты как сжатая пружина, ты в курсе? Вместо того, чтобы расслабиться, ты только сжимаешься сильнее и сильнее. В итоге ты сожмешься в одну точку и просто схлопнешься. Или заново родишься взрывом Сверхновой. Хотя я предпочел бы, чтобы ты чуть меньше походил на статую сейчас. Знаешь, у меня с мрамором очень сложные отношения – его холодность и невозможность ошибки буквально сводят меня с ума.
«No Angel» Тео

Весна струилась по венам большого города, заставляя громче стучать колеса подземки знакомого до боли, до щекотки чуть выше солнечного сплетения, до приятной слабости в коленях, города.  За последние пять лет он мало изменился: все те же забитые тромбами пробок улицы, все тот же запах дыма, смешивающийся с запахом еды из ресторанчиков быстрого обслуживания, все те же бесконечно спешащие люди. Здесь было все до боли, до мышечных спазмов знакомо, каждый запах и звук, каждый блик солнечного света в стеклянных окнах небоскребов и, кажется, даже каждый человек на Тайм-Сквер. Здесь сердце начинало биться в этом бешеном ритме, стучало громче колес поездов метро, ускоряя сам организм, заставляя чаще дышать. И каждый звук заставлял улыбаться все шире и шире, ведь по этим улицам скользили теплые, полные светлой ностальгии воспоминания о самом важном - о детстве, безбашенном и счастливым.
По этим улицам так просто было идти в драных кедах с разноцветными шнурками, словно последних тринадцати, а, может, уже и пятнадцати лет и не было вовсе, а ей снова шестнадцать с половиной (в те годы половины были важны, ведь обязательно, непременно нужно быть старше, считаться уже фактически взрослым), а впереди - ещё целая, полная сюрпризов и неизвестности жизнь. Настоящая, до которой уже можно дотянуться кончиками пальцев, но с головой окунуться только после совершеннолетия.
Джемайма Блю Таггарт, руководитель отдела дизайна виртуальной реальности крупной компании-производителе игр, в очередной раз наступила на собственный шнурок и полетела вниз, чудом остановив падение и не пропахала носом асфальт. 
«place we used to meet» Джемма

puzzle

Лучшая игра недели

В ароматной эклектике этой было всё: от пряного жара лета, разбавленного в вечернем глицерине, до сырно-лунных нот, от прозрачности до синевы, от вдоха до выдоха. Свежесть. Вино из одуванчиков. Звон стрекоз, мед в пузатых банках, ловец снов с ракушками, вплетенными в грубую нить.
И можно вдохнуть, замереть, позволить пылинкам с полуночных полян кружить в легких, можно смазать языком загустевшую тишину, и по щеке пустить смородиновым джемом... одного только нельзя. Ощутить перечную мяту Её духов. Впитать в себя то единственное, что стало воздуха ярче, наркотическим эффектом, обдающим сердцевину сладостью, спазмом.
И когда только успел подсесть, когда только умудрился поддаться, сдаться, отдаться... я шепчу телефону потайное "Ли", набирая номер, я краду заветное созвучье у тишины, раскидывая лопатки-крылья по скамейке,  и уже готовлюсь нырнуть в нью-йоркскую ночь, представляя, как греет Сцилла кончики пальцев в густом подшерстке Бастет, и как устало млеет улыбка на её спиртово-пьянящих губах... но прежде, чем раздастся родной голос, со стороны сельской дорожки донесется шорох гравия под велосипедными колесами, и звучное "ты даже не представляешь, что у меня есть!"
Моника, девчонка, лицо которой я впитал сетчаткой ещё тогда, когда умел это делать - задорный хвост набекрень, россыпь рыжих звёздочек от курносого носа, свободные шорты в крупный горох и колени, битые солнцем. Она сцепляла ладоши с короткими покусанными ногтями на канате качелей, и отмахивала добрую дугу к ветвям, листьям, облакам и выше. А сейчас, в эти затвердевшие солью слёз моей матери дни, была далёким отзвуком колокольчиков, перестукиванием бамбукового ветерка, далёким, но живительным.


Макс

Ночь медленно укрывает черничным покрывалом крыши нью-йоркских высоток, приглашая отвлечься от кипы бумаг, сваленных на столе к панорамному окну, босиком, сбросив надоевшие за день каблуки где-то по дороге. Нью – Йорк, суета, жизнь, раскручивающая тебя как белку в колесе, глянец, огни, жизнь на широкую ногу и все такое.
- Так и думал, что найду тебя здесь, - Ник возникает в дверях кабинета, не утруждая себя тем, чтобы постучать прежде чем войти. - Тебя отвезти домой?
Взгляд через плечо, качаю головой, устало улыбаясь.
- Я ещё не закончила. - запускаю руку в карман своих брюк, нащупывая в нем телефон, сдавливая его в ладони, словно жду того, что он неожиданно оживет звонком, знакомой мелодией. - Спасибо за предложение, но я вызову себе такси.
Тихое протяжное «хмммм» опускается на мое правое плечо, пока темный взгляд буравит спину.
- Ты же не ездишь на такси. - Доминик уверенным шагом пересекает кабинет, поравнявшись со мной у окна. - Может помощь нужна? Могу составить компанию, если хочешь.  Мне несложно.
Он слегка сдавливает под пальцами мое плечо, выглядит вполне себе это безобидно, но мне все равно становится немного не по себе от одной только мысли, что я нахожусь в собственном кабинете наедине с мужчиной, от которого даже на расстоянии в несколько метров мне неуютно при мысли, что он все ещё надеется хоть бы и немного, на одно мгновение, пробудить во мне интерес к его персоне. Ищу вескую причину попросить его уйти, но не могу ее найти.
- Хочешь, чтобы я ушёл? - он давит кривую ухмылку, смотря на меня искоса, - да?
Сама не понимаю почему, но качаю головой, отрицая его предположение. Одиночество и тишина ещё более невыносимы для меня, чем присутствие Доминика рядом. 
Присцилла

И в этот момент я окончательно понимаю, что схожу с ума, когда стены лифта, повинуясь нечеловеческой воле, расходятся волнами, и чьи-то руки, протянутые извне, стремятся дотронуться до моего лица, и я захлебываюсь в беззвучном крике, глотая вязкий металл как чужую боль: «Так не бывает!». Но отступать некуда, расплавленное горнило – темень и жар – струятся вверх по кровеносным сосудам, до остановки сердца. Наказанием за подложную память, нежелание отпустить ее на свободу, удерживать до последнего вздоха, что оборвется вот-вот, чтобы в следующее мгновение могли дышать уже оба, я и я.
- Кто ты? - спрашивает он, другой, своим сложносоставным голосом, как небо и море, что разбивается о хрустальные скалы на миллиарды осколков – в золотую труху.
- Ты – тот, кто видит? - и в это мгновение я слепну.
- Ты – тот, кто слышит? - спрашивает он меня вновь, и зрение возвращается так же быстро, как исчезало, но теперь я глухой. Все звуки этого изменчивого придела растворяются в небытие.
- Ты – тот, кто ощущает? - задает он свой следующий вопрос, и я его слышу, вижу, но ничего не могу почувствовать, ни ветер на своей коже, ни собственный вес, ни положение тела.
И вдруг... я перестаю быть собой, но не раздваиваясь, как прежде, на я и я, а собирая в себе, едином, частички раздвоенного. Неподъемное, живое и неживое тело. Умение видеть другую «истину» – сквозь веки, в которые бьет ослепительно черно-красное солнце, сквозь века.
И тогда я, наконец, слышу свой собственный голос:
- Значит, я жив, - голос с надрывом. Голос-заклятье. – Угасший костер можно разжечь. Но стоит ли она того?
На свой последний вопрос я не знаю ответа, но чувствую, что финал близится, как тогда, в канун (не)нашей встречи – третьей по счету, когда я уже был мертвым.
читать продолжение: «polarize»

МакБрайд! А ну прекратил быть таким оху… п… кхм крутым! Мне, мошт, завидно!
Шучу.
Но я сама себе завидую, что ты у меня в соигроках. И в друзьях, чего греха таить. Ну а даже если ты меня другом не считаешь, то я буду навязываться, потому что могу.

Как это было? Забивая своё сознание пустотой ютуба ленивым субботним вечером, я буквально очухиваюсь от уведомления – Люк сообщает, что за тобой лучший пост. Я не удивлена (ты ж все мои нервы на свою клаву намотал этим постом, ирод!), но крайне обрадована. Но категорически не знаю, что писать. И вот, извлекая из холодильника тыквенный сок, я уткнулась в телефон, дабы разгрести уведомления с тумбы (я королева логики и последовательности (нет)).

И к чему я веду, собственно?
Я не знала, что тебе сказать, как поздравить и вообще. Концепт, манера исполнения и вообще. Как тут само провидение дало мне ответ.

«Возьми своё разбитое сердце и преврати его в искусство».

Взглянула на зачин собственной записи и просто…
Ты ж пропитан искусством, ты ж иной раз в простой беседе предложение построишь так, что я сижу с кубиком Рубика, таблицами умножения и значения синусов и косинусов, чтобы разгадать и понять смысл сказанного. И не помогает, потому что я использую не те средства и методы. Или вот взять хотя бы тот разговор о «лифте», когда я переживала, что между персонажами нет взаимодействия, поэтому эпизод не идёт, а ты сказал, что это-то как раз и хорошо, и эпизод идёт.

Твоё прошлое и твоя боль, намного интереснее, чем моё настоящее и моё сумасшествие.

Но сейчас, в свете минутного озарения умной мыслью, хочу сказать вот что.
Я готова ждать твоих шедевров (твоих постов, оно же) очень долго. Я всегда хотела и навсегда хочу остаться равной тебе в умении обращаться со словами и текстурой текста (как смешно рядом стоят эти два слова, не находишь?), но, как друг, всё же хочу, чтобы однажды моё ожидание оказалось бесконечным и не закончилось никогда.
Пусть ничто не делает больно, не разбивает твоего сердца. Чтобы не было материальной основы для искусства.
Я бы ещё стишок сочинила, но кисик всегда отмечал отсутствие у меня чувства ритма хд

И вот опять, не зная, чем закончить, я обратилась к тамблеру. И он, как ни странно, внезапно оказался снова в теме!
Вместо слов любви и вечной признательности (они порой совсем ни к чему), воспринимай всё сказанное так, как пожелаешь.
«Клятвы не более чем слова, а слова – не более чем ветер».
Сегодня у меня порывистый ветер, Киллиан.
Всё пройдёт вместе с ветром.    
(с) Рита Мэй

Сет

Натаниэль

Федерика

Макс

Мэд

Присцилла

У страха и паники есть свои пределы. Вот он заставляет дрожать пальцы, вот сдавливает горло, срывая голос на жалкий писк, вот тело цепенеет, предавая тебя полностью. А потом он исчезает. Просто растворяется в твоей крови, уступая место гораздо более интересным ощущениям. Джастин то, не моргая, смотрел на рыжего, подмечая каждое шевеление его губ, движение рук; то жмурился, отдаваясь ощущениям собственного тела. Поборов страх, оно само хотело прижиматься к этому парню, чье имя он до сих пор не знает! Но это уже казалось чем-то абсолютно не важным. Он знает его запах, его голос, знает его прикосновения пальцев и губ. Что имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет… Так, стоп, кажется, для Шекспира еще рановато, да и партию Джульетты он разыгрывать не собирался. Он просто хотел еще этих пальцев и еще этих губ, оставляющих ожоги на его коже. Сжатая пружина, о которой говорил рыжий, наконец, расслабилась, но не толчком, а очень плавно, словно расплавилась. Он закусил губу, отчаянно пытаясь не сказать сейчас какую-то невыразимую глупость или банальность. Потому что речь рыжего лилась, как тягучий сироп, мягко, гладко и нестерпимо горячо. Но при этом каждое слово вколачивалось в него, выбивая пот по спине и судорожные выдохи.
Когда рыжий в очередной раз рванул Джастина на себя, прижимая к себе, тот окончательно сдался, понимая, что отнекиваться больше бессмысленно. Он прижался к парню, слушая саркастические предположения насчет его фиаско с девчонками. Смотри, вот я, уже выбросил белый флаг, зачем этот контрольный выстрел по моему самолюбию? Хочешь убедиться, что во мне не осталось сопротивления или желания отшить тебя? Нет, ни того, ни другого, получай все, что хотел.
«No Angel» Джастин

Она шла по огромной каменной зале, стены которой терялись во мраке, как и потолок, к которому уходили готически-вытянутые верхушки стеллажей, тонущие в темноте, собирающейся у потолка. Картина эта была до боли знакома, напоминала что-то совсем близкое, родное. На полках лежали, покрытые пылью, шары с цветным дымом – зеленым, фиолетовым, синим, малиновым, красным. Маленькие, помещающиеся в руку шарики, рядом с каждым из которых была табличка с непонятными цифрами и, иногда, комментариями. Иджи шла вперед, иногда касаясь полок или шаров, от которых кончикам пальцев неуловимо передавалось тепло, и все пыталась вспомнить, откуда ей знакома эта комната. Понимание пришло удивительно быстро – это комната из Министерства магии, в Лондоне. Она опустила голову, и увидела полы черной мантии, чуть подметающей пол, заметила красно-золотой значок со львом на груди. Это удивительное открытие заставило ее еще раз развернуться вокруг своей оси и присмотреться к датам на шариках, заполненных дымом.
Рука сама тянулась к красному шару на полке прямо на уровне ее глаз. Она смахнула слой пыли с латунной таблички и прочитала «Первый поцелуй». Шар, казалось, сам упал ей в руку – и вдруг пришло понимание, что это – ее собственные воспоминания, спрятанные здесь, и их можно очень просто увидеть – там, между две тысячи четырнадцатым и пятнадцатым, стоит огромная каменная чаша, в которой можно увидеть ее прошлое. Она набрала полные руки шаров и поспешила к каменной чаше, надеясь, что уже вот-вот вспомнит абсолютно все, как вдруг весь мир вздрогнул, шары посыпались из рук и с полок, разбиваясь, уплывая от нее навсегда…
«в бинтах лучи солнца льются в лазарет» Иджи

Подушечки с легким нажимом идут вниз по сонной артерии к ключице, замедляют ход на ключичной вырезке, и ладонь целиком останавливается на углу. Он чувствует пробивающееся сквозь путы сердце. Она и правда настоящая. Она и правда живая. Я поселюсь у тебя здесь, - ладонью в грудь, где осипшее сердце затаило дыхание, - и здесь, - пальцами к солнечному сплетению, - и здесь, - второй рукой погладить мочку уха, зацепиться мизинцем за сережку, - и здесь, - провести по венке на шее к ямочке ключиц, - и здесь я дышу, - поднимаясь лесенкой ребер. Руки крепко прижимают такую смешливую мисс Стихийное Бедствие к нему. Виктор делает вдох, так, словно собирается нырнуть под воду навечно. В горле пересыхает. Он шепчет «Люблю выигрывать споры» за секунду до того, как ставит все точки над «i» поцелуем. До невозможности близко. Он находит ее губы, чтобы ощутить вкусовыми рецепторами новое; легонько касается, увлекая ее в поцелуй. Кажется, в такие моменты принято упоминать об учащенном пульсе и вихре мыслей в голове, но на самом деле он уже совершенно ни о чем не думает. Что-то отчаянно бьется в голове, кроме эха сердца. Мысль, идея, проблеск разума перебежками двигаются внутри коробки, судорожно ищут головной мозг. Там нет никаких мыслей, да и зачем, кому они нужны, когда он, лежа на льду, сжимал ее в объятиях, приглашая в поцелуй, как в лабиринт беспробудного блаженства. Всё глубже в омут пряной чувственности. Так две фигуры окончательно превратились в одно целое: что-то гибкое, теплое, напрочь игнорирующее все происходящее вокруг.
 
«Running with the shadows of the night» Виктор

Но я слишком больна.
Он слишком горд.
Мы нихрена не знаем о любви. Ни один из нас. Оба извращены в этом плане и не хотим искать компромиссы. Так ведь?
Невесомыми шагами пробираюсь в комнату, боясь спрашивать что-либо. Мне кажется или его дом полон нами. Странное ощущение. Дело не в криках, заполоняющих пространство или нашей одежде. Первопричина другая, но пока я не могу её найти.
Наклон головой вправо, я смотрю на Кайла.
Наклон головой влево, я прищуриваюсь.
В его же разуме не должно было остаться лишних мыслей. После секса мы обычно чисты и не захламлены мусором. Между нами есть что-то, что не даёт мне нормально продохнуть. А может быть это очередной приступ панической атаки, выдуманной мной.
Перестаю мотать головой в разные стороны, переходя из состояния болванчика к привычному. Застывшая посередине. Ни туда и ни сюда. Уходить или остаться, чёрт его знает. Лучше бы уйти. Мы оба получили то, чего хотели. Чего проще договориться о деловых_бизнес_секс отношениях, да остановиться на этом. Но думаю, что Дэвис не оценит столь щедрого предложения с моей стороны. В ушах всё ещё стоит звон моих криков и его тяжелого дыхания.
- Спасибо, -  "за что блять".
«Услышь меня и вытащи из омута» Моника

Сделал вдох и выдох. Затерялся по пути на кухню, прижимаясь спиной к первой попавшийся плоской поверхности. Учащенный пульс бил в висках и в горле. Сердце вырывалось наружу. Руки дрожали, будто он много часов подряд колотил боксерскую грушу. Мысли путались. Картинка перед глазами расплывалась. Откровения повлекли за собой последствия. Бен совсем не хотел признаваться Марии в том, что стал тряпкой, что без нее ему не мила жизнь, что совсем не знал и не умел жить без нее. Забыл, как быть бесчувственной скотиной, ничего не чувствовать и не любить. Сейчас он чувствовал. Еще как чувствовал. Любил. Боже, как же он ее любил! Стоило Марии оказаться с ним рядом, он вновь обо всем забывал. Не существовало ни прошлого, ни будущего. Только боль оставалась прежней. Та отрезвляла его.
Он оттолкнулся от стены. Ногами зашаркал в сторону кухни. В голове эхом звучали его собственные слова, которым никогда больше не стать реальными. Бен не отрицал того, что виноват в том, что сделал с Марией. Хотел исправить свои ошибки, но не знал как. Слишком поздно. Она приняла решение жить дальше. У нее хватило сил, чтобы это сделать, у него - нет. В самые сложные моменты Бен черпал силы в их совместных воспоминаниях. На какое-то время боль утихала. Пока он не осознавал, что прошлое уже не вернуть. Им никогда не быть вместе. Мария никогда не захочет такого, как он. Куда ему до бизнесмена, который прикатывает на дорогой тачке с шофером, дарит цветы и сыплет комплиментами. Он никогда не дарил цветы Марии, никогда не говорил комплименты. Делал все как не у людей. К черту!
«till i see you again» Бенджамин

У этой методики есть множество плюсов, но, как и во всем, есть маленький минус. Малюсенький такой, незначительный, совсем не портящий все (ложь).
Девушка раскинулась на полу, как детёныш ската на морском дне, оставалось только начать зарываться в песок, чтобы окончательно проникнуться медитацией, не отвлекаясь на всю эту суету.
"А теперь леву руку к правой ноге... О, Кришна!"
В ноге что-то подозрительно громко хрустнуло, лицо исказила совсем не медитативная гримаса, и Робин застряла в таком положении, судорожно соображая, что это было, не умерла ли она, не сломала ли ногу, не побочный ли это эффект от настойки полыни.
Сделав глубокий вдох, Уэйн отпустила ногу, досчиталась до пяти и с шумом выдохнула. За стеной послышалось шуршание, но Робин, не обращая на него внимания, села в позу лотоса и сложила руки за спиной. Закрывая глаза и проваливаясь в транс, Робин успела только подумать, как бы Фидель снова не вылез на карниз.
Клуб сердобольных мамочек, объединенный с фанатами известного сериала, закидал бы Уэйн тухлыми помидорами за такое безрассудство, но ей все равно, ведь с клубом ценителей котиков у нее давно все улажено, а гипоаллергенный сфинкс Фидель Сириус Уэйн Третий вошёл в тройку самых любимых котиков.
Пока девушка находилась по ту сторону сознания, тощее лысое подобие кота вышагивало по комнате, выискивая что бы такого урвать с собой, когда оно отправится в увлекательное путешествие по карнизам многоэтажки. Многие жильцы уже познакомились с Фиделем, но лишь десять процентов реагировали на кота нормально. Остальные же то принимали его за крысу и вызывали дератизаторов, то падали в обмороки, то отчитывали Робин за бритьё кота наголо... И дети плачут, и звук турбин такой "ууууу". 
«I need you to find me, I can no longer breathe» Робин

Лучший подарочек от семьи?

Лучшая игра недели

Его кинули, просто решили оставить, почти как не нужную вещь, и если бы, не у родного брата, то со стороны именно так могло показаться, хотя для человека, с которым так поступили, это было в порядке вещей. Наверно он бы больше проявил участия, если бы его реально решили бросить, то наверно это вызвало  бы у него удивление, граничащие с любопытством, разбудить которое теперь было почти невозможно. Если дело не касалось новой игрушки, с которыми он обычно был нежен в меру своих возможностей и потребностей. К сожалению собственной машины, у него не было в городе, и пришлось воспользоваться такси, которое довольно быстро доставило мужчину по нужному адресу, в большой и красивый дом, с кованым забором, да и только. Ни камер по периметру, ни милых собачек, которых Сет точно собирался завести, выбирая каждую лично, а парочка охранников смотрелись слишком смешно на его фоне. Дом нуждался в любви и заботе, которую мужчина обещал ему, поглаживая по деревянным перилам, когда уже был внутри, исследуя вверенное ему сокровище до тех пор, пока не успокоился.
- Хей, хей, хей, братик, хочу сказать, что с охраной в этом доме фигово, - раздался совершенно спокойный голос оттуда, где стоял диван, и пусть мужчина не видел, кто вошел в дом, он прекрасно мог узнать человека, которому принадлежали шаги, которые он услышал в совершенном тихом доме. Телевизор был включен, и на экране мелькали герои каких-то мультиков, но звук был выключен, мужчина прекрасно понимал все, читая по губам, а что неплохая практика, за неимением другой.
Сет

Нико вернулся с очередных не простых разборок, улаживание дел в местных филиалах семейной компании. И пусть местный бизнес не носил на себе явственных следов влияния калана Коста, это факта принадлежности не меняло. Никто не рад сыну главного босса в своей песочнице, особенно, когда вскрывается черная бухгалтерия и уход доходов в тень. А он чувствует, что уже близок к раскрытию сокрытого от семьи. И когда найдет причину, докопается до сути полетят чьи-то головы. Причем в данном случае буквально. Оставалось надеяться что новые родственники Дженовезе в этом не замешаны.
Парадная громоздкая дверь беззвучно открывается. Здесь царило безмолвие последние дни, пусть они и жили с женой и слугами. Если парочка дней жизни в браке можно так называть. 
Но сегодня в доме ощущалось чужое присутствие. Едва заметный запах знакомого табака навел на мысль: Сет в доме!
Мужчина проходит большой холл, заглядывая в ближайшую гостиную, где беззвучно работал телевизор, транслируя мультики.
- Привет, брат. - в голосе слышится улыбка. Доменико заходит в комнату бегло осматриваясь, не появилось ли чего нового здесь. От брата можно было ожидать сюрпризов, Нико уже привык их ждать.
- Не успел подобрать подходящих людей. - с охраной в доме и правда было херово. Иногда он подумывал вызвать людей с родины, которым можно было бы доверять. 

Доминико

Имя персонажа: Rachel McIntyre / Рэйчел Макинтайр (фамилия вариабельна)
Возраст: 31 - 32 года
Внешность: Shalom Harlow / Шалом Харлоу (желательно, но обсуждаемо)
Род деятельности: владелица агентства эскорт-услуг

Описание персонажа
Отношения с персонажем:
Моя обожаемая и ненавистная кузина, с которой нас связали не только родственные узы, но и тончайшие нити зависимости пациентки от врача, протеже от покровителя. Некогда я пересадил тебе сердце, получил наследство твоего отца и частично проспонсировал открытие агенства. Ты безмерно любопытна мне, а я - источник средств и человек, которому ты обязана жизнью, хотя бы тебе это и было не по нраву.
Описание персонажа:
Неприкрытое декольте головного мозга. Ты умна и красива, девушка из хорошей обеспеченной семьи, никогда не страдавшая от недостатка мужского внимания - казалось бы, чего тебе еще стоило ожидать от жизни, кроме как не сворачивать с прямой дороги, получить образование, капитально выйти замуж за достойного дельца, обзавестись детьми и домом, кругом подруг, соседок, таких же домохозяек во власти собственных богатых мужей-самодуров, рожденная скрашивать им существование и давно позабывшая о себе самой? Как же случилось, что через десяток лет нашей разлуки, я наткнулся на тебя в проеме дверей, ожидая увидеть обещанную шлюху из эскорт-услуг, но никак не собственную кузину, пораженную подобной встрече не менее меня самого? Я не знаю, что привело тебя в этот бизнес, какой была твоя жизнь в мое отсутствие подле, но обнаружив тебя проституткой, и переняв наследство из рук недавне почившего дяди, твоего отца, я выразил желание помочь тебе. Встать на ноги, утвердиться на земле Нью-Йорка и избавить тебя от гнетущих, душащих зависимостей, впрочем, оставив единственную - от меня. И это выражалось не только в денежном эквиваленте - твое больное сердце наконец дало о себе знать, вынудив меня порядком похлопотать, дабы продвинуть тебя в списках очереди на трансплантацию и собственноручно провести операцию пересадки. С тех пор наши отношения стали чуть более тесными, но особого тепла в них не добавилось, оставляя их все такими же нездоровыми и противоречивыми. К тому же, со временем тебе удалось получить покровительство клана "Corsa", на чьей территории и развивалось твое агентство, а потому и держаться моей благосклонности более не было особой необходимости.
Что касается твоего характера, то меня он всегда приводил в восхищение - эдакое сочетание величественности светской львицы и шкурности обыкновенной шлюшки. Женственна, обаятельна, в меру лицемерна, но при этом - до чертей меркантильна и расчетлива, хотя все эти навыки, навязанные былой скотской жизнью и врожденной сообразительностью, стремительно меркнут, как только на поле выходит играть прожигающая твою натуру страсть. Всепоглощающая и неумолимая, твоя единственная слабость и лучшая сторона лживой душонки, что и окутывала твой образ ореолом притягательности куда сильнее, нежели тебе могло казаться. Хотя... я настолько многого о тебе не знаю, что все эти домыслы в какой-то момент могут оказаться катастрофически и фатально ошибочными.

Ваш пост

Личные требования к игроку
Самостоятельность. Грамотность. Желание вжиться в конкретного персонажа, развить его и, безусловно - не пасть в пучине безбрежного слоу. Не хотелось бы потерять еще одну сестру. Отыграем хоть одну игру от начала до конца - буду счастлив.

Связь с вами
icq 615312878 и традиционные личные сообщения

Все истории с чего-то начинаются. И эта история не станет исключением.
Все случилось по осени, в сезон, когда небо давит всем своим свинцовым весом на шапки деревьев, а ветер, лютуя, раскачивает столетние дубы, клочьями выдирая из их кроны листья, словно жена, заставшая своего мужа с молоденькой любовницей и желающая выдрать тому клок, а может и парочку, седеющих волос.  Холодно. В Дувре вообще холодает резко. Сегодня ты еще спокойно прогуливаешься по улице в одной рубашке – поло, а на следующее утро уже расклеиваешь на столбах объявления о том, что ищешь свой старый, любимый джемпер, который немного протерся на локтях, ну и еще, к джемперу было неплохо бы отыскать того, кто согласится с тобой и этим джемпером перезимовать. До костей пробирает, скребет по ребрам, чиркает отсыревшей спичкой, до зубного скрежета.  Люди вползают в свои пальто, в попытке согреться;  торопливо вышагивают вдоль высоких оград, за которыми виднеются парковые аллеи или чужие, повидавшие не одно поколение дома. Торопятся укрыться под зонтами от мелкого моросящего дождя, перепрыгивают через лужи, огибая по широкой дуге других таких же хмурых, сосредоточенных на своем внутреннем мире англичан. Поднимают воротники выше, прячут озябшие пальцы глубже в карманы и спешат, спешат так, словно являются самыми одинокими и непонятыми людьми на свете, в свои темные, развернутые окнами на север или к западу, квартирки.  На всех лицах широкими маслянистыми мазками растекается отрешенность, скорбная опостылевшая серость. Дувр и его жители готовятся к зиме, медленно, в мареве оцепенения промерзая до костей.
читать продолжение: «возьми меня просто с собой»

И как ты смел сомневаться, проклятье моё, в своём величии? Да, когда у меня охрип голос твердить о выстрелах в межреберье при каждом ударе твоего пальца по клавише, когда яд, залитый в мою глотку насильственной сладостью переходит в гортанный стон, твой пост становится лучшим немым подтверждением всего невысказанного. Слышишь, как блядский шепот истинной ведьмы с шипящим "я же говорила" пускается по слуховой трубе в полость, где тлеет душа, ощущаешь, как горят полукружья папилляра при написании этого откровения, и как переламывается дыхание сахарной косточкой на повторе твоих строк. Это всё ты. Обоюдоострый, порочный, грудину вспарывающий, чтобы чувственными ладонями устроить массаж миокарду, безжизненному без твоих рук. От повадок до стати, от прижигающего взгляда до холодной полоски губ, от взрезанных капилляров вожделения до преступной близости - и никуда не деться в  грешных конвульсиях по тебе. Это больше, чем мания, больше, чем восхищение, это тот восторг, что бьёт в твёрдо нёбо бессловесностью, дикостью, жаждой. Ты рождаешь образы как колдун наводит морок, владеешь пульсом, как мастер марионеток владеет нитями, цепляешь за подкожное одним поворотом плеча, жестом, полутоном. Проклятье моё, ты лучший как этот пост, и тем виновен, и будешь наказан моим вторжением в свою глянцем запечатанную судьбу. Это только начало, стартовый выстрел в упор, злая усмешка рока в преддверии личного ада - мы обречены на буйство за шкалами, на трамплин, обрывающийся, когда не ждёшь, на мёртвую петлю в объятьях друг друга, и только ты дал первый вдох исступлению этому - постом, что учишь наизусть и цитируешь на исповеди как источник греха.   
(с) Армина

Сет

Доменико

Мэд

Вероника

Кайл

Моника

Так однажды, поймав себя за отчаянный вдох её аромата по ту сторону "линкольного" лемонграсса, ты уже и не вспомнишь, как планировал убиваться с клейким "чтоб я! да никогда!" под языком пару вечностей кряду как минимум, попутно шугаясь беглого эха каблучков, чтобы, не дай боже, не лечь под женские флюиды (ну или на них, что привычней). А ведь мог бы и подольше подружить со здравомыслием, попрыгать в гнилой яме нелепого отцовства, гневно позыркивая на зависший над макушкой ковш со свежей партией семейного гнёта, подрыгаться в предсмертных конвульсиях свободного человека, да поныть всласть на тему кровожадной женской сущности, использующей наручники не в том назначении, в котором это было бы интересно. Нет, я искренне пытался, хмурил брови в лучших традициях полководцев с древних полотен, и вспоминал молитвы про ДНК-тестирование, но тяжеловато пережёвывать насущное, когда ты пришпилен грешным глотком аромата, действующего получше любого транквилизатора. Его хотелось расплетать на междустрочья и фантомы, ловить тосканскую пряность и терпкость кедровой смолы, путаться в дыме ритуальных обрядов, и носом вести за нежную горечь листьев табака. Его хотелось глотать, крупно шаркая кадыком, лить в лёгкие вместо вечерней прохлады, и совсем не считаться с физикой.
«c'est la vie» Макс

У всех бывают темные дни. Кристиан чувствует свои с самого утра, как предчувствуют мигрень по тому ноющему, тягостному ощущению в затылке, едва отрываешь голову от подушки. Его темные дни начинаются с одного и того же кошмара: яростный писк и безумное мерцание сходящей с ума авионики; вылетающая из строя гидравлика, из-за чего все манипуляции со штурвалом не имеют никакого значимого эффекта; едкий запах паленой проводки, кажется, забирающийся под кислородную маску; треск помех в радиоэфире и какие-то обрывки приказов командующего. Ему кажется, что можно услышать и Бьёрна, он всегда слышит голос Дальберга в своих снах, но не уверен, говорил ли он хоть что-то в тот момент в реальности. Высотомер показывает слишком малую высоту, но самолет сходит с ума, он сам сходит с ума, и сердце бешено стучит в висках. Его руки ложатся на поручни катапультного кресла, потому что он знает лучше командиров и инженеров, сидящих в своем наблюдающем пункте, следящих за ходом испытаний, что самолет уже не спасти — буквально чувствует это в вибрации корпуса; его пальцы сжимают поручни, чтобы запустить процесс катапультирования, и...
Он никогда их не дергает в своем сне.
«Are you dancing with the devil tonight?» Кристиан

Хорошо поцелованные чудовища всех мастей добрыми молодцами становятся в конце любого эпоса, выбора нам рассказчиком не предоставляется, - склоняет голову, обращаясь к Джерри, и концентрируется на ее профиле. На ее озорно торчащих из-под шапки рыжих волосах, на легком и мягко сидящем пальто, на сложенных ладонях и осторожной улыбке; на всем, что можно охватить беглым, до глупости инспектирующем взглядом. Рассматривая им Джерри, будто окунутую головой в звездное небо - да-да, именно так: помпон и макушка, жадная, уже пьет молоко из вымени пролетевшей над миром кобылицы, а остальное хрупкое тулово в темной вязке одежды еще шевелится за бортами космического чана, отсеченная линией крон деревьев. Сквер с катком, погруженный в ночной сумрак, провожает их приятной, мелодичной тишиной. Виктор, буквально сунувший сторожу несколько купюр, первым выходит к машине. Он открывает переднюю дверцу, помогая присесть внутрь. Андервуд по необъяснимому велению замирает ненадолго; для того, чтобы поднять голову к небесному куполу и, сощурившись, вглядеться в темное небо ночи. Звезда. Еще одна. И еще. Чем дольше смотришь – тем больше их будто бы «загорается», тем больше белых точек «рассыпается» на абсолютно черном полотне. Здесь мало огней, мало вывесок, не включены пока фары; сквозь негустые кроны деревьев то и дело проглядывают пробившиеся сквозь городской смог звезды.   
«Running with the shadows of the night» Виктор

За окном автобуса мелькали люди в разноцветных дождевиках. Их лица не просматривались, размытые дождём, который начал затихать только на подъезде к Нью-Йорку. На душе у Джин, часы назад простившейся со стажировкой в Блэкмаунтин, было одновременно пасмурно и тепло, прямо как на улице. Ничего ещё не закончилось по-настоящему, впереди ждала выставка, которая могла стать тем самым трамплином, что так не хватало Джиневре во все предыдущие попытки поступить в университет для получения дальнейшего образования. И она надеялась, что так и будет, что её заметят, оценят и наконец-то пустят в мир искусства, на окраине которого уже долгое время обреталась, выписывая одну картину за другой. Это лето научило её многому, не только в профессиональном плане, скорее даже, не столько в нём, сколько в гораздо более сложном – в построении отношений. Новые чувства, мысли, эмоции вихрились внутри, устраивая водоворот за водоворотом, из которых рождалось вдохновение. Именно это и вело руку, когда в пальцах был зажат грифель, карандаш или кисть. Блэкмаунтин показал, что Джин больше не была отбросом общества, её не сторонились, не обзывали и не пытались сделать невидимку, демонстрируя тем самым то место, которое следовало бы занять. У неё появились новые друзья, разделяющие её интересы, болеющие той же болезнью, от которой иногда просыпаешься ночами, потому что пальцы зудят, а в голове столько идей, что никакой сон уже не удержит их. Появились наставники, связь с которыми можно поддерживать, прося совета или протекции. А ещё у неё появился Флинн. 
«time to go back» Джиневра

Они мчались по ровному асфальту шоссе, что с тем же успехом могло вести к ближайшему городу (с планом местности Энж не потрудилась ознакомиться перед поездкой), так и в никуда. Эти обманчиво идеальные черные жилы, вытканные руками первых безработных переселенцев, часто питали заплутавших путников ложными надеждами. Савелли не была из их числа, она просто верила, что справится со всем, что ей уготовила судьба. И только в момент, когда мотоцикл сбавил ход, а после и резко вкопался в придорожную пыль, отчаянно струхнула. Оторвала сцепленные казалось намертво пальцы от мужчины и отпрянула от него, как от возникшей ниоткуда гадюки. Впрочем он и сам слез с мотоцикла одним отточенным движением, словно рисуясь, будто они все еще под прицелами камер, играют выданные сценаристами роли. Анжелика покинула железного коня не так изящно, разве что не свалилась кулем, в последний момент цепляясь за хромированный бок, но выпрямилась и вскинула подбородок в той старой, ничем не выводимой привычке, встречать неприятности во всеоружии и мнимой браваде. Понимая, что она против этой вылитой из черной кожи и мускул спины фактически голая. И укрыться ей нечем. Неодолимо захотелось кричать, так, чтобы разорвались легкие, чтобы ее разнесло, как мифическую кликушу, только бы скрыться, развеяться в многих ветрах здешних песков. Незримо. 
Но один оборот и глаза в глаза.
«how deep is your love» Анжелика

Она здесь лишняя, потому что не помнит его лица, а помнит лишь голос трансляций, которые изредка, но все же смотрела – лишь для того, чтобы знать, как он звучит. Она не сможет сказать ни одного слова, если ее попросят – просто потому, что она не знала этого человека вовсе. Что у нее было от него? Половина набора хромосом, а дальше? Нос? Ямочка на подбородке? Скулы? Ей хочется верить, что в ней всегда были лишь материнские черты, но даже в детстве она понимала, что так – не бывает. А что еще? Несколько старых игрушек в доме ее матери? Два далеко спрятанных рисунка яркими карандашами, где девочка держит за руки маму и отца? Или память о тех редких моментах, когда он учил ее ехать на велосипеде или ловить мяч? Разве этого достаточно, чтобы претендовать на право говорить?
И ей остается лишь слушать. Слушать о жизни, полной достижений и побед (даже маленькой, кратковременной победы над болезнью) человека, которого она не знала и, теперь в этом может быть уверенной, никогда не узнает. Слушать о его характере, о том, как каждый из присутствующих, каждый из тех, кто осмеливался сказать прощальные слова, счастлив от того, что знал Вальтера. Ей хочется рассмеяться грубым, нервным смехом, но она плотнее сжимает губы и старается найти в толпе его жену и ребенка – лишь затем, чтобы лишь на мгновение увидеть тех, кто, теперь уже можно говорить смело, навсегда остался лучше ее и мамы в его сердце. Гораздо важнее. Настолько, что всех остальных можно было выбросить из своей жизни навсегда.
«there’s truth that lives and truth that dies» Флоренс

Did I hurt you?

Лучшая игра недели

- Мы на месте, сэр, - рапортует индус, и Майерс выходит из мечтательного морока под Депешей. Прекрасная Personal Jesus настраивает на боевой лад, даже несмотря на то, что Айдену предстоит вечер в компании не самого приятного для него человека. Он отваливает водителю щедрых чаевых за плавную поездку и взаимно желает тому хорошего вечера.
В лифте играет приятный лаундж, красивый женский голос сообщает, что Майерс доехал. Конверт с наличкой – его собственной, блять, наличкой, Дино! – греется во внутреннем кармане пальто. Листинг встречает Айдена у лифта и кивает в сторону нужных апартаментов. Уровень выше – это ремонт, по стоимости доходящий до бюджета небольшой страны, отсутствие очередей и красивая женщина, встречающая тебя с полной счастья улыбкой – разумеется, ведь сегодня ты отдашь ей как минимум сорок штук.
Листинг рассыпается в любезностях, напоминает хозяйке о том, что будет плюс один и представляет ей Майерса – Дэйва Паркера, владельца логистической компании, потому что у Корса все, блять, связано с какими-то перевозками. Айден вежливо улыбается и молчит – его спутник рассказывает всю историю жизни простого парня Дэйва, которому нужно было как-то выплатить кредит за колледж, и поэтому он пошел работать водителем погрузчика и бла-бла-бла, за него. Дальше он не слушает, пусть тот сам создаст образ мало что значащего для этой акулы бизнесмена, проходит внутрь, и сердце его бьется чуть быстрее, чем обычно – стоило только представить, какие связи предстают перед его глазами.
Айден

Быть красивой круглые сутки – это осознанный Кристинин выбор. Она прекрасно понимает, что встречают по одежке, а потому предпочитает быть обворожительной нимфой. Еще ей известно, что мужчины (с коими, в большинстве своем, она имеет дело) думают о красивых женщинах, и пусть это далеко от идей феминизма – с этим не побороться, а Кристине даже на руку, что ее считают пустоголовой красоткой. Чем дольше сходишь за дурочку, тем легче жить. А Кристина очень не любит проблемы.
Вечерняя игра обещает быть интересной. Гости, все как один, видные люди, обеспеченные бизнесмены со всех краев света, да и обеспеченные, наверняка, неправильное слово. «Баснословно богатые» уже ближе к правде. Кристина обожает эмоции и наэлектризованный над столом воздух, а сегодняшний вечер просто обязан быть наполненным адреналином. Когда она думает об этом, в желудке порхают бабочки, которых никогда не было, когда Кристина влюблялась. Что ж, природа бабочек не так уж и важна.
Чарли удаляется в кабинет, чтобы поработать, предварительно поцеловав жену в висок и пожелав ей удачи. «Удача всегда со мной», - думает Кристина, вызывая такси. Игра начнется в десять, а сейчас только семь вечера, но она привыкла приезжать заранее, чтобы проверить все в последний раз самой. В конце концов, она предлагает сервис уровня «Upper class» и нелишним будет убедиться, что он соответствует ее собственным стандартам, а они, конечно же, невыносимо высоки.

Кристина

Горькая жидкость обжигает мне горло, и я чуть откидываю голову назад, прикрывая глаза и ощущая, как постепенно мысли в голове успокаиваются, прекращая болезненную долбежку о стенки моего черепа. Руки перестают трястись, а окружающий мир медленно, но верно начинает застилать приятная дымка. Третья порция чистого виски всегда действует безотказно, но это совершенно не означает, что следует останавливаться на достигнутом. Очень вероятно, что если о моей пьянке узнают в больнице, то интернатура помашет мне платочком быстрее, чем я успею сказать "ой", но... Здесь и сейчас мне чертовски плевать на все, кроме парня, разливающего омерзительное пойло по бокалам.  Прикусив нижнюю губу, я наклоняюсь вперед, ладонями упираясь в барную стойку и поерзав на неудобно жестком стуле на высоких ножках, громко требую у бармена "повторить".
Если однажды меня спросят (а чересчур любопытные мрази найдутся обязательно), почему я выбрала карьеру врача, вероятность получения хотя бы относительно вразумительного ответа равна нулю. В хорошем настроении я небрежно дерну плечом и не слишком убедительно отшучусь на тему того, что доктор Стейнж был моим любимым комиксом; в плохом настроении - пошлю сквозь зубы.
Потому что я ненавижу свою работу. Потому что прямо сейчас я насильно вытаскиваю себя в многолюдный бар, лишь бы не рыдать дома, рвать на себе волосы и кричать о том, как сильно я все это ненавижу. Ведь рыдать на публике - это моветон, правило жизни, прочно и навсегда впечатавшееся в меня болезненным клеймом в 2009-м. Забавно, но в тот момент мне искренне казалось, что ничего хуже в моей жизни уже не будет. Литры пролитых слез, килограммы антидепрессантов и тысячи истраченных на врачей фунтов стерлингов внезапно стало детским лепетом на фоне происходящего ада в моей жизни.
Глупый максимализм и желание поиграть в доктора стремительно быстро разбились о пятнадцатилетнего мальчишку, рядом с которым нужно было просто сидеть и держать его за руку. Которому просто нужно было пообещать, что с ним все обязательно будет отлично. Которому всего пару дней назад я контрафактом протащила его любимый сникерс и который с подростковой наивностью назвал меня самым красивым доктором в мире.
Который сегодня умер у меня на глазах.
читать продолжение: «Are you dancing with the devil tonight?»

Я не самый большой специалист в отзывах и всем таком, так что заранее извиняюсь, если что скажу не так.
Первые посты в эпизодах всегда самые сложные, на мой взгляд, потому что очень трудно порой бывает выдержать баланс между подводкой к начинающим происходить событиям и, собственно, началом этих самых событий, не залив все литрами "воды", но мне нравится, как ты этот баланс сумела соблюсти. Нет лишних, не относящихся к делу философских рассуждений ради рассуждений и объема. Воспоминания позволяют приоткрыть завесу тайны о выборе персонажа, в частности, о выборе профессии врача, а так же плавно и крайне логично ведут к тому, почему о данном выборе возникают сожаления. При этом имеются крючки интриги, например, отсылки к тому, что произошло несколько лет назад, из-за чего при прочтении возникает любопытство, которое требует узнать, что такого могло случиться, почему теперь персонаж считает неподобающим плакать на людях?
Более того, персонаж вызывает сочувствие и приязнь за счет описания отношений с умершим мальчиком, что дает множество очков тебе, как автору, потому что самое главное заставить читателя сопереживать своим персонажам, понимать их мотивацию, и у тебя это чертовски хорошо получилось.
Вообще весь пост построен гармонично и плавно, не ощущается резких обрывов повествования, все закономерно вытекает из одного в другое, из-за чего после окончания прочтения возникает легкое недоумение, почему же все закончилось? И, что самое главное для меня, как для соигрока, в голове моментально начинают возникать идеи относительно ответа.
Спасибо тебе большое за этот пост :З его действительно стоило ждать!   
(с) Кристиан
Я вот почему-то не удивлён, что на этой неделе твоя мордашка появилась тут. Ты большая умница, и я уверен, что врываться - наше с тобой любимое занятие. Громко, качественно и мощнейше (с)
На самом деле я даже не знаю, что обычно пишется в таких случаях, кроме как «я горжусь тобой и тем, что ты мой партнёр», но допустим, что я хотел бы ещё и выразить благодарность тебе отдельно за то, как ты держишься и не сдаёшься несмотря на всякие неприятные мелочи. У нас с тобой большое будущее, я точно знаю, что все задумки воплотятся масштабами вау-игр, а наш тандем взорвет ещё не одну такую неделю.
С любовью и прочими штуками,
Твой ненормальный Финн       
(с) Финн
Я знаю тебя практически половину своей ролевой жизни. Наверное, за все время игры на форумах знакомство с тобой я не забуду никогда: будний день, мне было скучно на паре по ТГП, сидел с планшета на небезызвестном нам форуме, отвечал на поздравления с днем рождения, а потом ты, тогда еще новенькая девочка, написала: «а у тебя правда сегодня день рождения? Никогда ни с кем не знакомилась с его день рождения.» Вот и познакомилась. Сколько всего произошло с того сообщения? То ссорились, то дружили, то играли за мир, то оказывались в мафии, то прятались в подвалах магазинов, то строили коварные планы, то сами становились их объектами. Я знаю тебя в разных образах, с разными внешностями, в разных ролях.  Я знаю тебя по играм: от девочки под рождественской елкой, стервозины из Техаса до девушки со множеством проблем, которая сегодня на этом форуме попала в шапке, с чем я хочу тебя поздравить. Я знаю, как сильно ты любишь эту героиню, знаю как сильно вкладываешься в посты от нее, да так, чтобы все было не на волне, а на гребне вдохновения. Я хочу тебе пожелать, чтобы все задуманные и желаемые истории для Александры ожили на Манхэттене, переливались множеством красок, петляли на сюжетных поворотах, все задуманное и желаемое непременно сбудется и осуществиться: на что-то нужно время, а для чего-то кнопка delete и междометие «упс»  (ю ноу вот ай мин хд). Я знаю, что, когда ты увидишь себя в шапке, то не сразу поверишь, а посему, как ролевики давай представим, что я тебя сейчас ущепнул. Я искренне рад, что ты здесь, рядом. Могу подписаться под этими словами любым из известных тебе имен, но правильно, наверное, именно одним. 
С вином, цветами, жилеткой и поздравительной лентой...    
(с) Эд

Мария

Бенджамин

Зеро

Элеонор

Рэй

Микаэла

– Я не ожидал, что ты приедешь, – сказал он вместо приветствия, забирая мелкую с проходной, ибо данные о её присутствии уже записали. По крайней мере, здесь Флинн не соврал, потому что за прошедший месяц так и не придумал удобоваримую картину окончания обучения Джиневры, оставляя это тоже полностью ей на откуп. Пару раз воображение подкидывало в сознание лицо того скульптора, всё так же появляющегося на общих фотографиях, но об этом Хэйвуд предпочитал не думать вовсе. А сейчас ему больше всего хотелось увести мелкую из коридоров, чтобы оставить только для себя, только потом выслушав всё, что она захочет ему сказать. Хорошее или плохое. Подхватив её за предплечье, насколько позволяла ноющая сегодня нога, он протащил Джиневру до лифта и дальше по коридору до двери в самом конце, которая вела в архив оцифрованных документов, из-за бумажной волокиты уже с месяц ожидающих вывоза на уничтожение. Высокие стеллажи с кипами бумаг и стопками документов занимали почти всё пространство, оставляя свободными узкие проходы и небольшой пятачок у самой двери. Ответственный по пожарной безопасности выдрал бы себе половину волос, увидев подобную картину, однако сюда никто не заглядывал, что именно Флинну и требовалось.
«time to go back» Флинн

Мир ослеп. Разом. Хлопком битой лампочки, надломом позвоночника. И нутряной, подкожный кошмар просочился в реальность сквозь стиснутые зубы дурацкой выдержки. Я не видел сна: нет, он был, в густой мазутной темноте роились тени, кричали, били наотмашь голую кожу, трещали волокнами нерва, но не поддавались взгляду. Привычное блаженство слепца растворялось в черноте последним вздохом умирающей надежды. Ты больше никогда. Никогда ничего уже не увидишь.
  Зато остальные чувства, на острие, в твоём распоряжении - наслаждайся, калека, дыши. Тёплый металл заливает ядом влажную полость рта. Лицо трепанацией вскрыто наружу, навстречу тупой дикой боли. Ливер стонет в формалиновом бреду, но всё это - лишь увертюра, декорациями заставленный задний план истового солиста - её голоса. Её взрывающегося в трахее, набитого болью и страхом, начинённого немым криком голоса. А вокруг - скрип мебели, шелест ткани, глухой оркестр чужих тел, снующих гиенами над добычей. Вокруг - ад, фантасмагория, не знавшая Данте: иначе в средневековом кошмаре, средь крови и раскуроченных душ, просвечивалась хоть какая-то мораль. Цель для всего происходящего. Но я спал, и худшим палачом подсознание заворачивало сюжет в кольцевую нить, чёртов Уроборос заезженной плёнкой крутил человеческую возню и голоса, измельченные фаршем, по кругу.
«do not believe. do not be afraid. do not ask.» Макс

И все эти страхи оказались ничем, стоило только узнать, что внутри нее уже живет крошечное, беззащитное существо. Это знание в корне изменяет все, включая страхи. Мгновенно появляются два новых, совершенно диаметральных: одинаково страшно избавиться от этого маленького существа и забыть о нем как о плохом сне, и страшно родить и взять на себя невероятную ответственность за жизнь человека, которого ты произведешь на свет, которому ты подаришь эту проклятую, полную боли, разочарования и несправедливости жизнь, и только и можешь надеяться, что та жизнь, которую ты подаришь, будет гораздо лучше твоей.
И, когда проходят месяцы, пока ты боишься, что с этим крошечным существом случится что-то внутри тебя, кажется, что хуже быть уже не может. Но сразу после начинается настоящий Ад на земле.
Она слишком хорошо помнила те мгновения, что она провела в больничных коридорах, пока ее сын был на грани жизни и смерти, помнила и ужас всех следующих месяцев, пока ее бросало в дрожь от одной только мысли о том, что этот мужчина, который сейчас спит с ней в одной постели, приблизится к ней или к сыну.
Но все это просто мелочи в сравнении первородным ужасом, который она испытывала, стоило сыну появиться на свет.
«начни с того, на чем закончили когда-то» Мора

Задумывался ли я когда-нибудь о самоубийстве?
Этот вопрос заставляет меня невольно усмехнуться. С одной стороны, рационализм (а может и его несчастные остатки) говорят мне, что каждый в своей жизни хоть раз, но ловил себя на этой гнилой мысли и что это вполне себе нормально, но с другой стороны, осознание того, что я недавно "откинулся" с мест отдаленных, в наличие у которых мягкие стены с мерзким белым цветом, даёт некую настороженную путаницу - а точно ли такие мысли для меня нормальны?
Безусловно, я задумывался.
- Ты не забыла, с кем разговариваешь еще? - сдвинув в поддельном удивление брови, я поджимаю губы, чтобы глупая улыбка не вырвалась и не испортила весь фарс. - Корректней было бы спросить "сколько раз, психованный ты извращенец, пытался свести счеты со своей никчемной жизнью"? - Секундная пауза с пристальным взглядом на девушку превращается в глуховатый смешок, за которым следует очередная тугая затяжка. Попытка сбить мрачное русло монолога подруги в конечном итоге таки увенчалась успехом и спустя время я снова могу наблюдать дьявольские искорки в ее затуманенных глазах.
Дальше она подхватывает эту ненавязчивую волну игривости, конечным высказыванием которой просто обескураживает меня. Насовсем.
«Бог устал нас любить» Финн

Послеродовая депрессия – достаточно распространенный вид психического расстройства и встречается у двенадцати процентов рожениц. И это только те женщины, которые обратились за помощью к специалисту, тогда как у половины наблюдаются характерные признаки и неярко выраженные эпизоды постнатальной депрессии. Постоянная усталость, паника, неприязненное отношение к себе и, в первую очередь, ребёнку, нарушения сна и аппетита – всё это симптомы серьёзного заболевания, которое является следствием пережитой стрессовой ситуации. Вопреки бытующему мнению, психологическое состояние молодой матери далеко от идеального, и в этот период происходит обострение имеющихся расстройств. Неумение, а подчас и невозможность самостоятельно справиться с возникшей проблемой приводит к усугублению чувства вины у женщины, которая вынуждена скрывать своё состояние от родных, чтобы не вызвать осуждение с их стороны. «Я должна быть счастлива, а раз это не так, значит, я плохая мать», - подобные мысли озвучивает большинство пациенток с диагнозом «постнатальная депрессия», и Наташа предполагала, что старшая дочь Климовых попала в ту же ловушку. Поведение Анны и её реакция на ребёнка буквально кричали об этом. Будучи гинекологом со стажем, Власова не переставала поражаться тому, как стереотипы общественного сознания влияют на жизнь отдельного человека.
«Дурная кровь» Георгий/Анна

-  Вы мне льстите, и, как все мужчины, я восприимчив к лести. - Он переведет взгляд на стоящую на ступенях лестницу женщину, наконец-то определившись с тем, какая из догадок, в которых он едва не был потерян, может оказаться вернее всех тех, что он уже успел выдумать. – Я полагаю, миссис де Монфор? Верно? – Что-то внутри при этом сожмется, сдавит рукой в латной перчатке, лишит возможности вдохнуть и его беспристрастное лицо всего лишь на мгновение станет другим, левый уголок губы дернется вверх, но затем вернется в исходное состояние, застывая в привычном ему положении. 
Ее черты словно прорисованы четко и точно переданы вдохновенной рукой самого Микеланджело. Не отвечающие ни одним известным канонам, таившее в себе что-то потустороннее, вроде величественного профиля самой Баст. Ее чеканные губы, пронзительные глаза, полные дикого огня, в котором жгут фосфор или сурьму, – всё это словно было выгравировано на прохладной, казалось бы, под пальцами на ощупь напомнившей мрамор, коже.  С осанкой самой королевы, она своим появлением в комнате игриво и легко могла свободно завладеть всеобщим вниманием. И из-за этой ауры, никак не удавалось определить ее точный возраст, был ли он близок возрасту самого Голда или она была младше него, было ли ей двадцать или…нет, она точно не была старше самого Алистера.
«возьми меня просто с собой» Алистер

till i see you again

Лучшая игра недели

- Этого нельзя сделать, - как можно забыть все? Тем более ее? Это невозможно! Не хватает всего пламени земли, чтобы испепелить образ Марии из его сердца. А у нее... неужели у нее получилось забыть все? Не осталось ничего хорошего о их прошлом? Она все забыла? Заставила себя забыть? Он постарался, чтобы это произошло так. Одним ударом ножа, обрубив все связи с их прошлым, когда запрятали ее в темный подвал и не хотел слушать правду. Воспоминания нависли над ним, будто это произошло сильное вчера. - Можно сжечь здесь все, но это не поможет, - он это знал наверняка. Пусть в этой квартире Бен находился очень редко, но в мастерской его по-прежнему проследовали мысли о ней. Там не было вещей Марии. Она лишь раз приехала туда и не успела оставить свой след. Но куда бы он не оглядывался, ему всюду мерещится она. Как и на улице, когда больше нет сил сидеть в четырех стенах. Бен вырывается на волю и в каждой блондинке он видеть свою Марию. В надежде, что она сейчас обернется и на самом деле будет его Марией. Бессмысленно. Глупо. Ей нечего делать в этом богом забытом районе. Ей незачем возвращаться к нему. Она едва спаслась. Вырвалась из лап чудовища и обрела свободу. Свободу, черт возьми! Так почему от этого ничуточку не лучше? - Ты можешь забрать свои вещи, если они тебе нужны, но не забирай их для того, чтобы выбросить или сжечь, - Бен сделал поривистый вдох, чтобы прийти в себя и собрать мысли в кучу. Если Мария так сделает, будет еще хуже. Он будет приходить в пустой дом и все равно для него она будет здесь.
Бенджамин

- Мне пора. Отпусти меня, - прозвучало хрипло и неуверенно. Она шептала прямо в губы монстру в перерывах между его отчаянными поцелуями.  Вместо того, чтобы собрать в легкие живительного кислорода и приостановить бешеное головокружения она бессвязно молила непонятно о чем… Ей ничего не нужно.. ему ничего не нужно, а руки обвивались вокруг шеи. Пальцы путались в мятом вороте рубашки. Ползли вверх по затылку Бена. Цепляясь за отросшие волосы. Арчер давно не стригся и не встречался с бритвой. Колкая щетина царапала щеки и губы. Лицо горело. Воздуха не хватало. Проклятый лабораторный костюм из топика и шорт не смягчал ощущений. Громадная ладонь впилась в поясницу. Прожгла дыру в коже, ударяя волной вглубь тела и это было почти больно. Мария задрожала. Она отвыкла чувствовать кого- то каждой клеточкой своего тела. Делить на двоих одно дыхание и прибывать в состоянии парализации от одного лишь поцелую. Рассудок во всю махал красными флажками и запускал сигнальные ракеты. Предрекал скорое крушение… Поцелуй шел вразрез с последними словами монстра. Был стремительным и слишком неожиданным. Сколько он продлиться? Минуту? Две? Пять? Девушка знала наверняка, что ничем хорошим для нее это не закончится. Сейчас Бенджамин опомнится. Вспомнит, что рядом дефективное подобие женщины и будет больно… Ей опять будет больно от чувства униженности и неполноценности… Мария ненавидела себя за слабость, но оттолкнуть монстра не могла… не смела… Дьявол! Она не представляла, как сильно скучала по его запаху и его объятиям!
Мария

Хвалёный нью-йоркский трафик сдох, не добравшись до второго круга ада - так что все законсервированные на 9ой авеню граждане обломались ещё и с возможностью погреться.
    Для тех же, кто стоически выносил тяготы дорожного паралича и не пытался вставить свой клаксон в коровье мычание прочих, погода приготовила особый сюрприз. Влажная февральская гнусь. Мокрое и холодное нечто, брошенное с небес в морду приговоренных к автостоянию машин, прекрасно дополнило бы картину Мунка, но сейчас дополняло только порчу. Порчу всех планов мистера Нокса добраться к торговому центру вовремя, а заодно и спасти звание сверхпунктуального джентльмена, верного часам что твой Кэролловский кролик. И сколько бы не швырял он сюрикены своих взглядов по зеркалам, сколько не постукивал пальцами по оплетке руля, матерясь полушёпотом на итальянском, английском и идише - как впереди стоящая "Хонда" врастала в асфальт, так она и продолжала это делать за сотню метров до заветных стеклянных врат. Что совсем обидно - в крайнем левом ряду. Шах и мат, господин гроссмейстер.
   Но очередная безумная мысль уже почёсывает коготком лысину с обратной стороны и лишь хлещущее по дворникам мракобесие удерживает нетерпеливого водителя от порыва. Ричард задумчиво ведет языком по нижней губе и прижигает хмурым взором циферблат наручных часов. Часы не слушаются запретных заклятий и не останавливаются.
читать продолжение: «Alicia's Secret»

Привет, мой дорогой дружище.
Знаешь, я ни секунды не сомневалась в том, что очень скоро именно ты будешь украшать таблицу с лучшим постом недели. И вот, мне посчастливилось писать тебе отзыв. Это так странно, ведь мы знакомы совсем недавно, но временами мне кажется, что уже очень и очень давно - никогда раньше так быстро у меня не устанавливалось полное взаимопонимание с игроком. Я помню, когда увидела тебя в первый раз. Я подумала о том, что ты такой классный парень, с нереально крутыми, литературными постами, и этот крутой игрок уж точно никогда не захочет играть со мной, ведь до его уровня нужно еще расти и расти, ему нужно соответствовать, и именно перед ним ну очень не хочется облажаться. В итоге - мы играем, придумываем нереально крутые сюжеты, горим классными идеями и пишем клевые посты. Написанные тобой посты - цепляют, заставляют вчитываться в каждую строчку, снова перечитывать и каждый раз находить что-то новое и интересное. Неожиданные сравнения, яркие обороты, интересное раскритие персонажа. Твой персонаж - многогранный, интересный, живой, такое чувство, что вот-вот сойдет со страниц форума и будет бесить меня своей напыщенностью и высокомерием, задница ты эдакая 
Но сейчас я хочу говорить о тебе не только как о безумно талантливом игроке, ведь для всех это совершенно очевидный факт, не поддающийся дискуссиям и обсуждению. Сейчас я хочу сказать, что ты очень крутой человек. Который будет часами продумывать со мной моего нового персонажа, ржать над неудачными гифками с Тамблера и с полуслова понимать мои не всегда удачные шуточки. Ты один, ты особенный, ты неповторим, и прекрасен в каждом своем проявлении. Я очень рада, что ты к нам вернулся. Ты не знал об этом, но я очень ждала твоего появления здесь. Ты даже не представляешь насколько. И во второй раз я тебя уже не упущу!
   
(с) Алисия

Алан

Йохан

Алисия

Нил

Рауль

Филипп

От размышлений его отвлекло деликатное покашливание над ухом. Открыв глаза, Дитмар поднял взгляд на склонившегося над ним капитана судна. "Легок на помине." Удивленно приподняв бровь, Штайнмайер взирал на Форда, оценив легкую неформальность его внешнего вида и отсутствие столь приглянувшегося ему кителя. Кажется, одень Форда в рубище, он все равно останется привлекательным и притягательным, к тому же ему чрезвычайно идет это официально-деловитое выражение лица. Профи в своем деле, ас...
Дитмар улыбается, его взгляд невольно приковывает к себе покачивающийся кончик галстука. Он будто и не слушает вовсе, о чем говорит ему капитан, только с мальчишеским озорством выглядывает в салон, убеждаясь, что телохранитель крепко спит, отвернувшись к иллюминатору, а стюарды скрылись в своем закутке и не отсвечивают. И лишь убедившись, что лишних ушей и глаз нет, он протягивает руку и касается ладонью, груди Форда, скользит ею верх, пока не наталкивается на зажим для галстука. Пальцы его смыкаются вокруг шелкового "языка", мягко тянут вниз. Сам же Штайнмайер выпрямляется в кресле, заглядывая Кристиану в глаза. Потяни он за галстук еще немного и можно будет урвать поцелуй. В конце концов это не опаснее, чем быть застигнутыми уборщицей в кладовке со швабрами. 
«большой охотник до маленьких забав» Энн - Дитмар

И он забрал его у всего мира...
Пусть всего несколько минут длящаяся близость, которая походила на столкновение двух сверхновых - закончилась, но после этого обесточивающего конца наступило новое начало. Все слова несшие негативный подтекст сменились антонимами, и теперь банальное "нельзя", раскрылось порочным терновником и поросло ярко красными цветами с еле различимыми словами: запреты сняты. То, что Эрик ставил на вершину своего морального достояния, пошатнулось от одной лишь правильно обыгранной интонации. То, что виделось ему принципиально недопустимым, разбилось вдребезги и теперь взгляд устремленный на смятые простыни и еле подающее признаки жизни тело, сменился на чистой воды обожание. Как художнику, Эрику вполне достаточно было чувствовать и испытывать эмоции на расстоянии вытянутой руки. Любовь к самому бесценному шедевру растет сильнее, когда его доступность граничит с сладострастным помешательством, а то и мазохистским отторжением. Чем в общем-то и был сейчас внутренне терзаем Эрик. 
«Нарисуй мне лето цвета твоих глаз» Эрик

Его взгляд наполнен нерастраченной нежностью, в нервно взбитых волосах признание, в расширенных зрачках много больше, чем было когда-либо сказано.
Он соскучился, хватит, сколько можно отрицать очевидное, рука сама тянется к айфону, пока губы вторят движению ее губ, но замирает на полдороги.
Маргарет улыбается экрану своего телефона, при приближении картинки она смазывается - черт бы побрал эти дерьмовые камеры, не справляющиеся с работой в сумрачном свете. Одно ясно - она читает сообщения. Которых он ей не посылал. Это ревность, собственничество, беспочвенное, пусть и зиждущее на бумагах, которые Дамиан не желает расторгать. Настроение радикально меняется, особенно, когда она раз за разом сбрасывает его звонок (что он собрался ей говорить?) и обращается к набору ответа на сообщение кому-то очень важному, кто вызывает у нее улыбку, тогда как сам Дамиан в их последний разговор - болезненную гримасу. Действительно хватит.
«there`s smoke, there`s fire» Дамиан

Рауль рассказывает про пианино наверху, про здешние правила, и под конец признаётся, что это он играл. Холлоуэй молча смотрит на него, показывая, что слушает, и судорожно пытается припомнить мелодию. Он слышал её конечно, но она выветрилась из головы, осталось только впечатление, что пианист размышлял о чём-то своём во время игры. Хэнку не привыкать к этому ощущению, он помнит ленивые пассажи матери по вечерам за инструментом. Это какое-то настолько далёкое детство, что кажется, в другой его жизни имело место быть.
Ранье говорит про синтезатор, и Хэнк приподнимает брови, осознавая, что с ним делятся уже личной информацией. Внутри теплеет, и то приятное чувство уютного единения возвращается.
- Твой кофе за счет заведения. В прошлый раз ты заплатил как за двоих. - Не позволяя прокомментировать своё внезапное откровение, Рауль сам перекрывает тему другой. И смотрит почти воинственно.
«Маленькая Франция» Хэнк

За тот короткий миг, пока дистанция между нами сокращается до минимума, я успеваю подумать о том, что так и не научилась выбирать себе мужчин. И почему-то именно эту мысль было решено прервать поцелуем, в многом отличающимся оттого, что случился в квартире моего бывшего и по моей прихоти. Все, что понимаю, так это то, что я похожа на нашкодившего котенка, которого поймав за шкирку возвращают в коробку, из которой он попытался удрать. Закованная словно в латы в чужое пальто, считай повиснув на чужих руках, целуюсь с парнем, которого от силы знаю всего два часа. Молодец, Летти, идешь на новый рекорд!
Я как заброшенный в сливочное разогретое масло кусочек молочного шоколада, медленно таю и теряю контроль над ситуацией и собственным телом, чувствую, что колени медленно подгибаются и я вот-вот приземлюсь на них благодаря стараниям Дэвиса с его внезапным поцелуем. Кстати говоря, он так же внезапно обрывается, а я так и продолжаю стоять все на том же месте, где меня оставили, чуть прикрыв свои чертовски привлекательные голубые глаза, в попытке выйти из-под чужого гипноза или обаяния, или что это вообще, черт возьми, было? Оживаю через мгновение, воровато оглядываясь по сторонам, прежде чем сесть в машину и пристегнуться. Руки слега потряхивает и ремень не желает мне так сразу подчиниться. Сплошной сволочизм.

«Женская сучность и как с ней бороться. Метод Кайла.» Летиция

Как окончательно разрушить собственную жизнь? Рецепт до циничности прост.
Начни жить заново. Забудь о кошмарных воспоминаниях недалекого прошлого, сожми пекрепче челюсти и поверь, наконец, в то, что ты сможешь продолжить бороться. Научись заново улыбаться - не малоправдоподобно растягивать губы в извращенной улыбке, а по-настоящему улыбаться. Со временем, пусть и не сразу, начни вполне искренне смеяться над самыми забавными шутками новых друзей из тех, кого ты самонадеянно повышаешь из статуса "случайных знакомых" и "просто девочка с моего курса". Веди социальную жизнь. Посещай ненавистные вечеринки, переступив порог которых поначалу ты заходишься в плохо контролируемой панике, вызванной шквалом обрушившихся на тебя воспоминаний. Заведи парня - сначала, желательно, какого-нибудь проблемного, чтобы не чувствовать себя на его фоне как-то слишком жалко. Начни ходить на свидания, окончательно отказываясь от банального секса one night stand, перейди к чему-то более фундаментальному. В итоге, наконец, ты обязательно найдешь хорошего парня, которому искренне захочешь улыбаться в ответ. Чью руку ты будешь сжимать в знак поддержки совершенно не потому, что так прописано в общепринятых нормах и правилах, а потому что ты сама этого хочешь.

«You know, you could live a thousand lifetimes and not deserve him» Александра

Неизбежное зло

Лучшая игра недели

- А насчет присоединиться - с удовольствием, - предложение поужинать вместе Алан встретил на ура. Не только потому, что оно поступило от Йохана, но и потому что он успел сильно проголодаться, а дома будет не скоро. Слона бы съел, если б не любил животных, - подумал про себя, усмехнувшись.
Зажав в руках документы, парень последовал за Йоханом, думая о своём и совершенно не пытаясь задерживать взгляд на его теле, и не пытаясь спустить взгляд ниже. Господи, ну что ты, в самом деле. Залепив себе внутреннюю пощёчину, Нэш мыслями переключился на еду и что по возвращении домой, уляжется в свою уютную, хоть и небольшую, кровать. К счастью, завтра у него был выходной - это радовало ещё больше. Кра-со-та. На данный момент, жизнь Алана определённо удалась.
Радостные мысли помогли отвлечься от куда более посторонних и совершенно не уместных.
Алан

Но в любом случае мужчина рад, что они встретились и теперь проведут как минимум час на одной территории. Пока поднимаются на лифте и заходят в квартиру, Йохан мысленно прокручивает некоторые идеи, которые вполне неплохо подошли бы для сегодняшнего вечера. Готовка и ужин - как часть романтической обстановки, хотя свечи точно не стоит доставать, дабы не давать лишних намеков. Вермейрен ставит пакеты на кухонный стол, начиная разбирать продукты - что-то убирая в холодильник, а что-то оставляя, чтобы распечатать или вымыть в раковине для подготовки к будущим блюдам. Он давно не устраивал такие вот ужины, потому немного побаивается сделать что-то не то и спугнуть Алана. А этого допустить никак нельзя. У Йохана на парня сегодня есть кое-какие планы. Ну, конечно, если тот из-за своей стеснительности не решит придумать отговорку и сбежать сразу после ужина.
Йохан

-Все выглядит так, будто el stronzo psicopatico сам ее нам доставил. Анхель будет рад сдирать с этого bastardo шкуру. Миллиметр за миллиметром, - тяжёлый тон расплавленной пудовой гирей стекает по стенкам песочных часов томительного ожидания. - Старый дурак ДеМарко, конечно, подумает, что это все ради него и cosas di familia. - Скрипучий залом смеха, цепляет воздух, как крючок врезается в тонкую губу пойманной рыбины. - Кому придет в голову рисковать шкурой, чтобы подставить жалкого прихлебателя, когда можно достать фигуру поважнее, верно? - стараясь держать тон поддакивает, несомненно не меньший прихлебатель. Уж ему хорошо известна доля собратьев, даже пусть из лагеря врага. На этой ненадёжной и шаткой должности первой руки вечно висишь, как висельник на картах доньи Ларетты.
Вспоминая ее, мужчина ежится. Это видно даже сквозь прикрытые ресницы. Как же хочется одеяла. Можно даже жалкую собачью накидку, пропавшую плесенью и кишащую блохами… только бы согреться. Ей так холодно и страшно… голодные клешни страха цепко тянут за отвороты ещё не вспученной ухабам ненависти души, рвут острым зубьями услышанного. Она здесь даже не из-за отца. Ей семь. Слишком мало, чтобы понять причины и сделать правильные выводы. Слишком много, чтобы знать точно: при ней говорят открыто. Верный признак того, что отца она больше не увидит. Жалко. Через три недели день рождения. Папа обещал поехать в собор Святой Мадонны и купить ей кулон с камеей… Такой был у мамы. Отец не любит про нее вспоминать. Леа думала, что раскопает эту тайну, когда вырастет, но теперь пухлый конверт прошлого так и останется запечатан. Жаль…
читать продолжение: «crush»

Иногда случившееся просто не умещается в тесные гробницы "лучшее", "сильное", "пост", иногда оно - событие, пережитое, вскрывшее глотку не то восторгом, не то болезненным стоном, не то всем сразу. Это давно стокгольм: перетягивать вены твоими постами, чтобы слушать, как гулко пробивает удавку пульс; это давно Вьетнам: жечь дотла города и мысли, чтобы пеплом присыпать те самые, вырезанные опасной бритвой из бумаги, крылья. И как вжать в рамки текста захлёбывающийся каждой строчкой рассудок, как выкрасить буквы в живые багряные соки, стекающие по нутру всякий раз, когда ты играешься с ножом своих стилей. Эта наша игра давно выпорхнула из силков просто игры, это настоящий синдром, клинический случай одного на двоих штамма. И разве мне рассказывать о том, что всё твоих рук дело? Как Мавр, так и Леа, сцеженные с твоих вен живьём, сгустками черноты и меди, тут же втравились в изнанку прижженными клеймами, стали криком в пустоту междустрочных интервалов. Так что теперь ничто не удержит их от триумфа освобождения целого полчища демонов, ничто не свяжет, не собьёт в терновый кокон прелюдий. Истовая, больная страсть до обратной стороны патологий и разбитый замок у вольеров чудовищ, о которых боялись упоминать в страшных сказках, сделают своё дело, а значит, пусть кричат, беснуются и прокалывают сетчатку вспышками дико-красных клякс, пусть спадают гроздьями перезревших, подгнивших плодов в глубины порока и правды без ретуши, грима и жалких пародий на человечность. Слышишь? Я кричу тебе благодарность, вшивая в нелепую вязь этих символов и пробелов что-то надсаженное, распятое и сакрально живое - то, что ты давно уже прихватила ладонью, препарируя грудину мою живьём, то, что ты держишь так крепко, что хочется задыхаться и выть, но выходит только толчок пульса, гортанный хрип и горсть перебитых эмоций, расчлененных на пустые, никчёмные слова. И всё же ты почувствуешь - я точно знаю, осязательно пройдёшься по обнаженным нервным окончаниям и по ярости электрических импульсов поймёшь: насколько оно всё, насколько...   
(с) Макс

Энн - Дитмар

Кристиан

Флоренс

Летиция

Рауль

Хэнк

Скажи мне, в какой момент мы оступаемся?..
Словно в замедленной съемке я наблюдаю за тем, как он тяжело оседает на пуф, и недавно отличающиеся многогранностью мысли заменяет всего одна: это конец. Постарайся взять себя в руки и не расплакаться прямо сейчас. Ты должна уйти - с гордо задранным подбородном и до боли прикушенной нижней губой, но он не заметит твои слезы. В конце концов, он тебе ничем не обязан, и ты должна уважать его чувства.
Вру. Еще я думаю о том, как сильно мне хочется сдохнуть. Раствориться в пространстве и вычеркнуть из своей жизни последние десять лет. Забыть, как слишком приятный сон, которого ты все равно не заслуживаешь.
«pretend to be mine» Микаэла

Я находился в процессе написания нового альбома, и слова по-немногу начинали вставать на свои места, короткими гуашевыми штрихами складываясь в картину суетливого, холодного Манхэттена, расчерченного авеню под окнами чувственно-тонких бизнес-центров, окаймлённого линиями оживлённых автострад, по которым как по артериям летели спортивные автомобили, грохочущего по железным мостам тяжёлыми, гудящими поездами, сотрясающими до стонов и плача дома Гарлема. Я писал отдушину для бедных о наркотиках, о СПИДЕ, о власти, о кровавых деньгах, пока Брайан Норрис вёл чёрный мерседес, перестраивающийся из ряда в ряд, а неподалёку от меня охлаждалось шампанское "Кристал" за полторы тысячи баксов.
«a matter of trust» Ноа

Секс — как религия, как образ жизни. Секс — как товар: он продается, покупается, подчиняется закону рынка: спрос рождает предложение. Он на больших экранах, в листовках и на билбордах, в словах и во взглядах, он на театральной сцене и за ее кулисами. Он везде: в воздухе, в гравитации, в школьных правилах, где — то в самом центре Земли, раскачивает планету вокруг своей оси, меняя времена года и тенденции  - без грамма стеснений и смущений. 
Её глаза встревожены, зрачки расширены. В ушах девочки стучит кровь, вторя биту, рвущемуся из колонок ночного клуба. На Саше дорогое платье с биркой известного дизайнера, едва достающее до середины бедра, туфли на высоком тонком каблуке, добавляющее девочке и роста, и возраста — здесь её не воспринимали вызывающе, отсутствие приличной одежды — секрет успешного знакомства. 
«whisper in my ear» Саша

Верхние ноты – уют, домашнее тепло, ноты сердца – что-то сладкое печеное, будто только-только достали из духовки, а шлейфом остается ее свежий парфюм, что дорожкой выложился вслед за хозяйкой квартиры, бросившей на меня многозначительный взгляд, когда та скрылась в одном из дверных проемов. Ненадолго остаюсь наедине и все еще сомневаюсь, неуверенно снимая второй ботинок. Ну что, Дэвис, - мысленно обращаюсь к своему отражению в зеркале, - быстро твоя новая жизнь с чистого листа начала заполняться новыми эмоциями. Только готов ли я? Поразительная штука судьба. Я о том, что при всем своем желании построить максимально спокойные и легкие отношения, фундаментом в которых заложу доверие и взаимоуважение, мне встречается не простая, темпераментная, но чертовски красивая брюнетка, с которой за четыре часа знакомства я успел испытать столько эмоций, сколько не испытывал за десять лет вязких отношений с Льюис.
«Женская сучность и как с ней бороться. Метод Кайла.» Кайл

Трудно задеть того, кто не ждет ничего. И самая малость становится подарком. Не было той другой встречи, заботливо подсунутой воображением, но был Нью-Йорк, отель, повзрослевший, вернее заматеревший, Рэй и она - совсем уже не девчонка. Тишина отгороженного от шума и гвалта вечерних улиц замкнутого пространства. Запотевшая бутылка шампанского на столе. И обезличенная гостиничная обстановка безмолвным свидетелем.
Забавно насколько различным все выглядит через призму возраста и не самого радужного жизненного опыта. То, что раньше казалось простым и понятным, как детский рисунок мелом на асфальте, обретает бесконечное число новых граней, нюансов, оттенков и полутонов. Обретает глубину. Смотреть и изучать которые можно бесконечно. И тот же Рэй, родной по крови, по факту практически чужой человек, больше не кажется высоким темным незнакомцем с пометкой "брат", старательно выведенной нетвердой еще рукой, а просто зрелым мужчиной с багажом собственного прошлого за плечами. Совершенно неизвестного содержания.
«На рогах Дьявола нимб держится крепче» Рэйчел

Сейчас ему кажется странным, что они до сих пор не обменялись номерами, но… Хэнк мог приходить в «Маленькую Францию» ради кофе; Хэнк мог быть натуралом, который только немного начал ощущать симпатию к мужчине, и теперь не понимает, что с этим делать. Хэнк мог догадаться об ограблении и теперь изучать его. Все эти мысли уместны были до «прогулки», но теперь, особенно после неожиданно купленного вина и этого поцелуя в щеку, который был лучше, чем даже некоторый секс в жизни Рауля, он уже так не думал.
Записав номер телефона и проверив его, чтобы все было правильно, Рауль предлагает Хэнку заходить в кафе еще, просто так, когда у него будет настроение и время, или во время патрулирования, если он вдруг окажется рядом. На прощание он желает ему больше не попадать ни в какие перестрелки – это та тема, которая немного пугает Рауля. Трудно думать о том, что человек, с которым ты разговариваешь, ежедневно на работе рискует своей жизнью. Что завтра или послезавтра его могут ранить или убить, а ты, сидя в своем кафе, ничего об этом даже не узнаешь; или еще хуже – узнаешь из новостей.
«Маленькая Франция» Рауль

like ships without anchors

Лучшая игра недели

Десять. Вдох. Мама Франчески всегда была удивительно спокойной и, замечая буйный нрав дочери, появившийся ближе к подростковому возрасту, и всегда учила считать с десяти до одного прежде, чем отвечать, если ты  начинаешь закипать.
Девять. Выдох. Женщина поворачивается к капитану и натягивает на лицо свою самую очаровательную улыбку, словно ей действительно интересно, что же ей ещё может сказать этот человек.
Восемь. Вдох. Первое же слово заставляет ее на мгновение подумать, что она слишком далеко от кнопки пожарной тревоги, которая могла бы избавить ее от излишней патетики.
Семь. Выдох.
-...не стоит держать гнев в себе...
Шесть. Вдох.
-...с радостью выслушаю Ваши претензии прямо сейчас...
Пять. Выдох.
Флоренс/Франческа

Франческа все же удерживается от еще одного удара, хоть Кристиан и видит, как нетерпеливо подрагивают изящные, на удивление сильные руки, — плюс. Или все же минус? Ему непросто сделать вывод моментально, но проще простого самодовольно ухмыльнуться, по-хищному оголяя белоснежные зубы, хоть лицо тут же начинает ныть от любого движения мимических мышц. Его взгляд — взгляд человека, даже не пытающегося учиться на сделанных ошибках. Его взгляд — взгляд человека, бросающего вызов, подначивающего закончить начатое, сделать то, что так хочется. Он ухмыляется, и искривленные несколько набок губы лишь кривятся еще сильнее, когда мисс Ноэр разворачивается и уходит прочь; аккуратно касается начинающей опухать скулы, приминает подушечками пальцем ноющую кожу, пытаясь на ощупь определить границы ушиба.
Нет, Франческа Ноэр все же незаурядная личность. Даже близко нет.

Кристиан